**СВЕЧА НА ВЕТРУ**
Светлана Аркадьевна сбросила резиновые перчатки и маску в жестяной таз и, обессиленная, покинула операционную. Это была одна из тех сложных операций, когда от исхода зависит жизнь. Пациент, Юрий Михайлович Воронцов, старик с больным сердцем, чудом вынес наркоз.
Теперь оставалось лишь ждать…
Этой ночью Светлана не смыкала глаз. Лежала на узкой койке в ординаторской, глядя в потолок. Потрескавшаяся штукатурка, словно паутина, тянула её в прошлое — туда, где осталась маленькая снежная деревня Бельково под Томском, с которой началась её взрослая жизнь.
Закрыв глаза, она снова перенеслась в юность. Ей девятнадцать, она стоит у старой деревянной церкви с почерневшими от времени стенами. Колокол давно умолк, его язык застыл в пустом проёме.
Тогда, после института, её отправили в глухомань. Там она впервые узнала, что значит жить в тишине, среди лютых морозов и людского равнодушия.
Однажды, повинуясь необъяснимому порыву, она зашла в ту церковь. Внутри пахло пылью, холодом и воском от свечей. Она поставила одну, надеясь хотя бы здесь найти тепло.
— Что-то тяготит душу, сестрица? — раздался голос за её спиной.
Перед ней стоял молодой священник — отец Василий.
— Просто зашла, — ответила она с натянутой улыбкой.
С тех пор она приходила чаще. Разговоры их были долгими и тихими. Он казался ей понимающим — чутким, будто знал, что скрыто в её сердце.
Однажды она прошептала:
— Сегодня день рождения отца. Он был военным. Погиб в 1919-м, под Воронежем…
Она не знала, что эти слова станут роковыми.
В ту же ночь в её дверь врезались кулаками. Светлана накинула халат, открыла — и всё кончилось.
Обыск, брань, крики. Отец Василий оказался доносчиком. Он выдал её за «антисоветские разговоры».
В СИЗО её били не сразу. Сначала был допрос. Следователь, невысокий, с проседью и усталым взглядом, представился:
— Садись. Я — Глеб Анатольевич Колесников. Не бойся. Не все здесь звери… Хотя времена такие — человек словно свеча на ветру. Дунуло — и нет его.
Он не поднял на неё руку. Смотрел с жалостью.
— Вытащить тебя я не смогу, Света. Но и в лагерь не дам отправить. Попробую устроить в поселение. Молись, чтобы больше никто не заинтересовался твоим делом.
Так она оказалась в Бельково.
Дорога туда была одна — прямая, заснеженная, бесконечная. Зима стояла лютая.
Сначала её никто не пускал на порог — поселенцев боялись. Она стучалась в каждый дом и слышала лишь отказы или молчание.
— Людей найдёшь и в Сибири, — вспомнились ей слова Колесникова.
Лишь одна дверь открылась — перед ней стояла Анастасия, молодая вдова.
— Заходи. Но веди себя тихо.
Так Светлана осталась у неё. Работала в огороде, лечила селян, нянчила детей и животных. Постепенно люди начали доверять.
Прошло два года. Каждые две недели она отмечалась в райкоме. Начальник, Павел Ильич Баранов, молча подписывал журнал, даже не глядя на неё.
Все изменилось на третьем году.
Вечером, в метель, к дому Анастасии подкатили сани. Вбежал Баранов, весь в снегу.
— Дочь умирает. Помоги!
Светлана собрала вещи. Они примчались к нему.
На кровати лежала девочка лет семи. Лицо серое, щёки впали, дыхание едва слышно. В углу сидела врач из райбольницы.
— Дифтерит, — равнодушно бросила та.
— Скальпель есть?
— Через пять часов привезут.
— Через пять часов будет поздно, — резко сказала Светлана. — Нужен нож, свеча и спирт.
Баранов метнулся за всем. Она обработала нож, вскрыла нарыв в горле ребёнка — гной хлынул.
Мать девочки с криком бросилась на неё, царапая лицо. Баранов едва оттащил её.
Всю ночь Светлана провела у постели Анечки. К утру та задышала ровнее. Через день уже играла.
Перед отъездом мать подошла к Светлане.
— Прости. Я думала, ты… а ты спасла её. Возьми. — Она протянула узел с едой, пледом и вышитыми наволочками.
С тех пор Баранов часто привозил продукты. Подписи в журнале больше не требовал. Оказалось, он не бесчувственный — просто жизнь его ожесточила.
Через полтора года Светлана вернулась в город. Защитила диссертацию, вышла замуж, родила детей.
Годы шли.
Однажды, гуляя, она оказалась у той самой церкви. Всё изменилось: чистота, свет, ухоженность.
Войдя, она увидела лишь монахиню, подметающую пол.
— Отец Василий здесь?
— Его нет в живых. Погиб в автокатастрофе. Шесть лет назад.
Светлана смотрела на молодого священника.
— Вы из тех, кого он предал? — тихо спросил он.
Она кивнула.
— Господь не прощает зла, содеянного в Его доме, — произнёс он.
Она поставила свечу — за отца, за свою молодость, за всю боль.
А однажды на приём к ней записался пожилой мужчина.
— Рак желудка. Слабое сердце, — читала она историю болезни. — Юрий Воронцов.
Подняв глаза, она замерла. Это был он. Тот самый следователь.
— Света? — узнал он её. — Не может быть…
Они долго говорили. Он рассказал, что через год и на него донесли. Он отсидел пять лет.
— Что скажешь, доктор?
— Шансы малы, Юрий Михайлович. Но будем бороться.
Ночью она не спала. Позвонила в отделение.
— Как Воронцов?
— Всё стабильно, — ответила дежурная.
Светлана вышла на балкон. Июнь. Розовеющее небо. Исчезающие звёзды.
И в этот миг она почувствовала: свеча его жизни ещё горит. И, быть может, прогорит долго-долго…
