Я больше не езжу к ним в гости
Мне уже семьдесят два, и то, что происходит в моей семье, причиняет мне невыносимую боль. Потому я приняла тяжелое, но единственно верное решение: больше не навещать детей по выходным, не играть с внуком Васей. Хватит. Устала чувствовать себя нежеланной гостьей в их доме. Если захотят меня видеть — пусть приедут сами. Не буду больше унижаться, выпрашивая внимание, которое, похоже, нужно лишь мне одной. Сердце рвется на части, но иначе нельзя — пора сохранить достоинство, даже если это означает одиночество.
Всю жизнь я отдавала себя семье. Вырастила сына, Дмитрия, старалась дать ему все. Когда он женился на Галине, я была счастлива — девушка казалась доброй, хозяйственной. А когда родился Вася, мой единственный внук, я словно обрела второе дыхание. Каждую субботу и воскресенье я ехала через весь город на автобусе, чтобы провести время с ним. Привозила гостинцы, пекла его любимые ватрушки с творогом, читала сказки, играла в куклы. Васе уже семь, он шустрый, веселый, и я верила, что эти встречи дороги всем нам. Но со временем что-то переменилось.
Началось это года два назад. Дмитрий с Галиной стали отдаляться. Прихожу — а они вечно заняты: то в телефоне уткнулись, то за ноутбуком. «Мам, посиди с Васей, нам нужно обсудить дела», — бросал Дмитрий, и я оставалась одна с внуком, пока они решали свои «важные вопросы». Галина даже чай не всегда наливает — так, кинет: «Анна Степановна, ваши пироги на столе, берите, если хотите». Мои же пироги? Я их для них пекла, а теперь мне их подают, как будто я попрошайка? Молчала, боялась ссор, но каждый раз будто нож в сердце.
Последней каплей стал случай в прошлом месяце. Приехала как обычно, с полной сумкой угощений. Вася обрадовался, бросился обниматься, а Галина глянула на меня и говорит: «Анна Степановна, может, предупредили бы? У нас сегодня планы — собрались в ГУМ». Планы? А я разве не в их планах? Предложила взять Васю с собой, чтобы им было удобнее, но Дмитрий махнул рукой: «Да ладно, мам, посиди с ним, мы ненадолго». Ненадолго? Они вернулись только к вечеру. А я все это время кормила Васю, играла с ним, потому что в холодильнике — пустота. Когда они зашли, даже спасибо не сказали. Галина только пробурчала: «О, вы все еще здесь? Мы думали, вы уже уехали».
Уехала. Дома села в свое кресло-качалку, взяла фотографию, где мы с Васей строим крепость из снега, и заплакала. Почему я стала им чужой? Всю жизнь старалась быть хорошей матерью, бабушкой, а теперь для них я — бесплатная прислуга. Вспоминала, как раньше Дмитрий звонил, делился сокровенным. А теперь даже не спросит, как у меня здоровье. Галина, может, и не злая, но ее равнодушие — как ледяной ветер. И я поняла — так больше нельзя.
На следующий день позвонила сыну: «Дима, я больше не приеду. Если хотите видеться — приезжайте сами». Он растерялся: «Мам, да что ты? Приезжай, Вася тебя любит». Любит? А ты, сынок? Не стала спорить, просто повторила: «Мой дом открыт. Но ездить больше не буду». Галина, узнав, только фыркнула: «Как знаете, Анна Степановна». И все. Ни слова, ни попытки понять.
Теперь выходные проходят в тишине. Скучаю по Васиному смеху, по его вопросам, по тому, как он тащит меня за руку: «Бабушка, почитай!» Но не могу больше навязываться туда, где меня не ждут. Я уже не молода, сердце пошаливает, ноги болят, а им и в голову не придет, как мне тяжело тащиться через весь город с тяжелыми сумками. Соседка, тетя Маша, поддержала: «Аннушка, правильно сделала. Пусть сами шевелятся». Но от этих слов не легче. Скучаю по внуку, по сыну, даже по Галине — хоть она и холодная, как январь.
Прошло уже две недели — никто не приехал. Дмитрий звонил один раз, спросил, не передумала ли я. Ответила: «Адрес тебе известен». Он пробормотал что-то про работу и положил трубку. Говорят, Вася спрашивает, почему бабушка не приходит, а Галина отвечает: «Бабушка устала». Устала? Да я ночами не сплю, думая о нем! Но не сдамся. Заслуживаю уважения, а не роли няньки на побегушках. Если хотят быть семьей — пусть докажут.
Иногда кажется — а вдруг я ошиблась? Может, стоило потерпеть ради Васюши? Но вспоминаю их пустые взгляды — и снова крепну. Не хочу быть бабушкой, которую зовут, только когда нужна помощь. Хочу быть частью их жизни, а не обузой. Дверь моего дома открыта, самовар на столе, пироги в печи. Но первый шаг — за ними. А я подожду. Сколько понадобится. Или… не стану ждать. Может, пора научиться жить для себя — пусть даже сквозь боль.
