ПОЧЕМУ Я НЕНАВИДЕЛ ЕЁ…
Смятый листок лежал в ящике её стола — рядом с заявлением на увольнение. В груди защемило: будто эта бумага ждала именно меня.
Я взял его, и перед глазами всплыло детство. Как мы с пацанами в Нижнем Новгороде играли в шпионов, писали невидимые письма лимонным соком, а потом читали, держа над лампой. Мы с Аней как-то вспоминали об этом за чаем, болтая о всякой чепухе…
Я не выдержал до конца рабочего дня. Примчался домой как угорелый. Сердце стучало — не от страха, а от странного предчувствия. Включил конфорку, поднёс листок к огню — и буквы проступили. Как в детстве. Только теперь это была горькая, взрослая правда.
«Если ты это читаешь, значит, я не ошиблась. Ты вспомнил и догадался. Всё могло быть иначе. Но знай — когда ты унижал меня, ты убил во мне всё, что я к тебе чувствовала. Мне кажется, тебе даже нравилось надо мной издеваться. Возможно, это предел твоих возможностей.
Тебя когда-то сломали — и теперь ты ломаешь тех, кто не может и не хочет отвечать тем же. Думаешь, я не могла дать сдачи? Могла. Но тогда перестала бы быть собой.
Можно выиграть битву, но проиграть войну. Не ищи меня. Прощай. — А.»
Я сидел с этим письмом и не мог пошевелиться. Почему? Почему я её так… ненавидел и обожал одновременно?
Она появилась в офисе внезапно. Вошла — и будто свет ворвался в комнату. Обычный кабинет на четвёртом этаже старого делового центра в Екатеринбурге вдруг наполнился запахом хвои, зимним солнцем и тишиной утра после метели.
Она не была красавицей — нет, не топ-модель. Но в ней было то, что выбивало меня из седла. Я, видавший виды, встречавший женщин разных — статных, дерзких, гламурных и скромных — вдруг потерял почву под ногами. Всё, что раньше заводило, перестало работать.
Я привык к вниманию, интригам, лёгким победам. Блондинки, шатенки, рыжие — все эти типажи проходили через мою жизнь быстро и без следа. Ужины, цветы, короткие романы, и снова свобода. Я выбирал. Я контролировал. Я не просил — я брал.
Но Аня…
Хотелось прижаться к её плечу, вдыхать запах её волос, трогать эти тёмно-русые пряди, касаться ладоней, чувствовать её дыхание, слушать, как она смеётся, видеть, как она кусает губу, когда нервничает.
Аня работала под моим началом — в прямом и переносном смысле. Она не была лидером, не блистала. Но я знал: если нужно что-то сложное — поручу ей, и всё будет сделано. Чётко, в срок, без лишних слов.
Я начал получать странное удовольствие, когда кричал на неё. Будто её присутствие давало мне право быть жестоким. Она сжималась, становилась хрупкой, беззащитной — и в эти моменты я чувствовал себя всесильным. Если бы она заплакала… если бы сорвалась. Я бы пожалел. Наверное, даже изменился бы.
Но она держалась. Молча. Без жалоб. Без слабости. И это бесило ещё сильнее. Я пытался добиться её внимания: оставлял конфеты, дарил безделушки. Комплименты с подтекстом. Взгляды, намёки. Она понимала — я это видел. И чувствовал, что и она что-то чувствует.
Иногда казалось, что если я коснусь её руки — время остановится. И однажды я решился. Обнял. Тихо. Почти нежно. А она… отстранилась. Смотрела в глаза. Молча. Без упрёков.
И это было больнее пощёчины.
Она была вызовом. Ровней. Но я не хотел этого признавать. Мне нужно было чувствовать превосходство. Я не был готов к уязвимости. Не перед ней.
Я следил за ней. Как она решает задачи. Как ведёт себя под давлением. Коллеги тоже к ней тянулись. Слишком. Кто-то даже приглашал на ужин. Я видел. И внутри всё кипело.
Я устраивал спектакли ревности. Громко говорил по телефону с другими. Смех, флирт, намёки на встречи — всё при ней. А она? Просто уходила в себя. Ни взгляда, ни жеста — ни намёка.
Я верил — нет, я знал, что она тоже что-то чувствует. Должно было что-то случиться. Я был уверен, что она не уйдёт. Что будет терпеть. Что сдастся.
А она ушла. Без слёз. Без сцен. Просто… исчезла.
В пятницу она не вышла на работу. Телефон не отвечал. Почта — заблокирована. Проект, который она вела, повис в воздухе. Я оказался в дурацком положении. Перед начальством. Перед собой.
Она растворилась. Как пар. Как снег. Та самая — недоступная, не моя.
А я думал — так не бывает. Думал, что всё под контролем. Что можно всё исправить, переломать, переиграть.
Я ошибался.
Оказывается, и так бывает.
