Во сне, где границы реальности тают, как снег в апреле, я услышала слова, от которых мир перевернулся: «Мам, тебя не будет на моей свадьбе». Мой сын, Артём Игоревич, говорил это мягко, будто утешая ребёнка, обещая, что назавтра они с молодой женой придут в гости с тортом «Прага» и коробкой конфет «Мишка на Севере».
Когда Артёмке было шесть, его отец, как тень в Петербургских сумерках, растворился без объяснений. Я осталась одна в хрущёвке на окраине Москвы, с ребёнком на руках и тишиной, густой, как борщ без сметаны. Работала на заводе, потом в бухгалтерии, таскала ведра с картошкой с дачи и ни разу не позволила себе слечь с температурой. Главное — чтобы сын не чувствовал себя обделённым среди детей с полными семьями.
Я не жила — я горела, как свеча на поминальном столе. Были мужчины, конечно. Один даже предлагал переехать в его кооперативную квартиру. Но как? Вдруг Артём подумает, что он мне больше не нужен? Нет, лучше одна любовь — та, что к нему. Все силы, все мечты, все ночи без сна — только ради него.
Он вырос золотым: университет имени Ломоносова, красный диплом, работа в солидной конторе. А потом — Лера. О ней он рассказал лишь через полгода. Девушка казалась скромной, из хорошей семьи, но… холодной, как ветер в ноябре.
Через месяц Артём объявил: «Женимся». Я заплакала от счастья, как девочка, сразу представила: белое платье, ресторан «Яр», тосты под «Катюшу», обнимаю сына у дверей ЗАГСа… Разве не это счастье?
Но дату он не называл. Я спрашивала: «Когда? Где? Во что мне одеться?» — пока он не вздохнул: «Мама, свадьбы не будет. Только роспись. Без гостей. Так хочет Лера».
Словно лёд обже́г кожу. Как так? Без матери? Он объяснил: «Она не хочет тратиться. Копим на ипотеку. Если позовём тебя — обидятся её родные. А всех звать — дорого. Лучше просто распишемся».
А потом: «Мам, не приходи. Чтобы не было вопросов».
Я молчала. Внутри — как после удара кулаком в грудь. Это мой мальчик. Тот, кому я отдала всю себя. И в его главный день — мне там не место?
Я предложила оплатить хотя бы скромный фуршет в кафе. «Нет, — сказали они. — Уже решили».
«Придём на следующий день с тортом», — прошептал Артём.
А я думала: это и есть семья? Отшвырнуть мать, как пустую бутылку из-под шампанского? Где мои бессонные ночи, мои отложенные мечты, мои руки, исколотые иголкой, чтобы шить ему рубашки?
Я не злюсь. Он не жестокий. Он просто выбрал тишину. Не спорить с женой. Не будить лишних вопросов. А мать… мать потерпит. Даже если это та, что носила его под сердцем.
Теперь я не знаю, как встречать их с этим тортом. Улыбаться? Плакать? Внутри — только пустота, как в заброшенном деревенском доме, и стул у свадебного стола, на котором должна была сидеть я. Мать.
