«Почти хорошо — но только почти»
— Ты опять задерживаешься? — голос Дмитрия в трубке звучал так, будто доносился не из соседней квартиры в московской хрущёвке, а с другого конца промозглого осеннего парка, где уже сгущались сумерки, а лужи покрывались первым ледком.
— Да, часов до десяти, может, позже. Опять эти проверяющие с документами возятся, логисты всё профукали, — ответила Настя, зажимая телефон плечом, помешивая чай и дописывая письмо поставщикам. На столе — стопка нераспечатанных счетов, которые ждали своего часа.
— Ты дома почти не появляешься, — произнёс он после паузы. Спокойно, без упрёков. Просто констатация факта. Но в этом спокойствии слышалась усталость. Не от неё, не от их отношений, а от её вечного отсутствия. От тихих вечеров с телевизором, от завтраков в одиночестве.
— Ты же понимаешь.
— Понимаю, — снова молчание. Но не пустое. Напряжённое, густое, как воздух перед грозой. В этой тишине слышалось слишком многое: невысказанные мысли, немые вопросы, тревожное ожидание.
Настя терпеть не могла такие паузы. Они давили, будто кто-то медленно сжимал её рёбра. Тишина между ними всегда была наполнена — не словами, а болью.
Домой она вернулась ближе к полуночи. В прихожей горел ночник — Дмитрий всегда оставлял его, «чтобы не споткнулась». В его тусклом свете на полу валялся одинокий носок (явно не её). На кухне — записка: «Ужин в духовке. Сплю». Почерк неровный, словно писал второпях или нервничая.
Она молча поужинала. Еда была тёплой, аккуратно укрытой фольгой. Но вкуса не чувствовалось — будто все рецепторы устали. Потом открыла ноутбук, глянула в отчёт, полистала — и тут же захлопнула. Ванная, умывание, избегание зеркала — отражение уже давно не радовало. Лёгкая одежда, кровать. Он спал. Спиной. Между ними — расстояние. Чуть больше, чем обычно. Или это ей так казалось?
Утро началось с пробки, сломанного каблука и забытых на столе ключей от офиса. В метро она пристроилась рядом с женщиной лет сорока, которая в трубку жаловалась подруге:
— Приперся под утро, от него сигаретами прёт, молчит, как партизан. А я, дура, жду…
Настя вздрогнула. Будто услышала свои собственные мысли, только наоборот. Та — ждала, несмотря ни на что. А она — жила с Димой в одной квартире, но будто в параллельных мирах.
В офисе никто не заметил, что она пришла раньше. Никто бы не заметил, если бы не отчёт. Начальник кивнул, буркнул: «Норм» — и уткнулся в экран. Отработанная схема: отчёт — кивок — тишина. Даже похвала звучала как приказ.
Настя пошла на кухню, заварила чай. Смотрела, как пакетик медленно тонет, окрашивая воду в бледно-коричневый цвет. И подумала — это единственное живое движение за весь день. Всё остальное — механизм. Отчёты, отчёты, отчёты. Всё чётко, вовремя, правильно. Но как-то… мимо. Движение ради движения. Чтобы «работало», а не «жило».
Вечером они ужинали вместе. Молча. Вилки позвякивали, холодильник урчал на фоне. Дмитрий смотрел не на неё, а в тарелку. Потом вдруг спросил:
— Ты сегодня вечером свободна?
— Вроде да.
— Может, в кино сходим?
Она кивнула. Не сразу. Внутри боролись усталость и какая-то странная тоска, толкавшая её — выйти, подышать, почувствовать что-то настоящее. Потом подошла, обняла его сзади. Он был тёплый. Настоящий. Как якорь в её бесконечном потоке дел.
— Прости, — прошептала. — Я пытаюсь удержать всё: работу, дом, нас… Чтобы ничего не развалилось.
— Я знаю, — сказал он. — Но надо же и жить, а не просто удерживать. Мы же не музейные смотрители.
Она ничего не ответила. Только прижалась щекой к его спине. И в этой тишине стало чуть легче.
Они пошли в кино. На какой-то дурацкий комедийный боевик — подростки в зале ржали, кто-то хрустел попкорном. А они сидели рядом. Держались за руки. И в этом простом жесте было больше, чем в сотне громких слов.
На улице было тепло. Весенний ветер гнал по тротуару фантики, фонари отражались в лужах. Где-то смеялся ребёнок, парочка целовалась у остановки. Дмитрий что-то рассказывал про старого друга, про случайную встречу, про ерунду. А Настя слушала и вдруг поняла: вот этого ей так не хватало. Простого. Обычного. Настоящего.
У подъезда она остановилась.
— Знаешь… У меня ведь всё почти хорошо. Почти, — тихо сказала она.
Он посмотрел на неё. Без удивления. Словно ждал.
— Так давай сделаем, чтобы было по-настоящему. Не сразу. Но вместе.
Она кивнула. И впервые за долгое время внутри не сжалось, а, наоборот, отпустило. И захотелось не просто дожить до утра, а проснуться — и жить.
