**Под дождём одиночества**
Дневник.
Жена, Лариса, вдруг стала вести себя странно. То кричит из-за немытой кружки, то упрекает, что носки валяются не там, то твердит, будто я забываю её просьбы. Ей, оказывается, надоело убирать за мной! А главное — я не могу скопить на новую «Ладу». Тогда я заподозрил: дело не во мне. Не ради меня она вдруг записалась в фитнес, обновила гардероб и красилась перед выходом. И вскоре ушла… Год спустя утренний звонок в дверь заставил меня подняться с кровати. Я накинул халат, открыл — и обомлел.
Тяжёлые серые тучи ползли по небу, как будто кто-то замазывал голубизну грязной кистью. Дождь застучал по лобовому стеклу. Я ехал по тихим улицам старинного городка на берегу Оки, а ветер завывал всё громче. В салоне было тепло, радио бубнило мелодию, но за окном — только промозглая тоска, от которой сердце сжималось.
Улицы опустели, редкие машины мелькали вдали. Сколько кругов я уже намотал? Сидеть дома не хотелось, ноги сами привели к машине. За рулём я привык размышлять, раскладывая жизнь, как пазл, где не хватает главных кусочков. Свернул на узкую улочку подальше от центра — от дома, где каждая вещь напоминала о прошлом.
Неделю назад вернулась Лариса. Её появление всколыхнуло старую боль. Она думала, я растаю от её слёз, прощу измену, забуду унижения. А когда уходила, вылила на меня ушат грязи: «Неудачник! Ни на что не годный мужик!» Разве такое прощается?
Год назад она затеяла ссору на пустом месте. Орала, что устала от бардака, от моей забывчивости, от того, что я не могу обеспечить ей «достойную жизнь». «Четыре года без курорта в Турции! Даже в Сочи второй год не выбираемся! — швыряла в лицо. — Ухожу к тому, кто даст мне всё!» Я догадывался: её внезапные походы в спортзал и новые платья — не для меня. Дома она ходила в потрёпанном халате, а на людях — как с обложки. Я не стал удерживать.
На работе женщины оживились, узнав, что я свободен. Им не нужны были бриллианты или заграница — лишь бы мужчина рядом. А я считался выгодным: крепкий, с квартирой, машиной, без детей и алиментов. Но ни в ком не загорелось сердце. Друзья тоже отдалились — их жёны боялись, что холостой Артём утянет их мужей в загул. В гости ходил, но возвращался в пустую квартиру, где никто не ждал.
Детей у нас не было. Лариса даже проверялась — врачи говорили, всё в порядке, просто время не пришло. Но при расставании она в сердцах ляпнула: «Даже жену себе подобрал бесплодную!» Эти слова резанули, как нож. И всё же, если бы она осталась — простил бы. Но она ушла.
Через год раздался тот звонок. Открыл — Лариса. В слезах, умоляла простить: «Ошиблась, поняла, люблю тебя». Я ответил, что простил, но забыть не смогу. Как принять ту, что гуляла с другим, а теперь вернулась, потому что её бросили? «Пустила бы ты меня, если б я ушёл?» — спросил. Она молчала. Велел забрать вещи и исчезнуть. «Мне некуда идти», — прошептала. «К родителям в райцентр?» — бросил я.
Тогда, как и сегодня, носился по городу до ночи. Решил: если она дома — попробуем заново. Но квартира была пуста. И я понял: если не смог забыть обиду — значит, ничего бы не вышло.
Дождь усиливался. Дворники еле справлялись, но я ехал дальше, разговаривая сам с собой. Решил заехать на заправку, потом домой. У светофора остановился и вдруг заметил женщину под деревом. Промокшая, стояла, будто не видя ничего вокруг. Свет зелёный, а она не двигается.
Я проехал, но развернулся. Опустил стекло: «Садитесь! Куда вас?» Она медленно повернулась. Слёзы или дождь на щеках? «Не могу тут стоять», — поторопил я. Она села, дрожа. «Обивка промокнет», — мелькнуло в голове, но я включил подогрев.
Она провела рукой по мокрым волосам, поправила платье. «В бардачке салфетки», — сказал, трогаясь. Мы ехали молча. «Куда вас?» — наконец спросил. «Мне некуда», — тихо ответила она. «Вот незадача», — подумал я. «Вокзал», — добавила вдруг.
— Сбежали от мужа? К родным? Где вещи? — спросил, заметив её взгляд.
— Муж ушёл два года назад. Мамы нет — умерла через полгода после него. Подруги… пропали, когда заняла денег. Теперь звонят, но боятся, что снова попрошу. А деньги уже не нужны.
Я замолчал. «Дочка поправилась?» — рискнул спросить.
— Нет. Продала квартиру, лечила в Германии. Не помогло. Всё, что могла — сделала.
Глаза её были сухими, но пустыми.
— Сколько ей было?
— Завтра бы исполнилось тринадцать. Купила билеты в Геленджик — она мечтала…
Я молчал. Что сказать? У меня есть дом, работа, здоровье. А она потеряла всё.
— Детей у меня нет, — начал. — Жена в юности забеременела от другого, сделала аборт. При разводе сказала, чтоб больнее ударить.
Увидев заправку, предложил:
— Кофе? Выпьем, вам согреться надо.
В кафе за соседним столиком мужик пялился на неё. Я подвинулся, заслонив её.
— Где тут туалет? — спросила она.
Вернулась причёсанная. Волосы высохли — тёмные, пушистые. Ей было за тридцать, но под дождём казалась старше.
— Дочка любила чипсы, — вдруг сказала. — Когда перестала их есть, я поняла: конец.
— Как ты это пережила? — вырвалось у меня.
— У меня внутри пусто, — прижала руку к груди.
Мы поехали дальше. От неё пахло дождём и чем-то цветочным. Лариса душилась густыми духами, от которых болела голова. А эта молчала, будто растворяясь.
— Священник говорил, сорок дней душа рядом, — прошептала она. — Я чувствую Лену. Иногда она зовёт меня во сне.
Я представил: она в поезде, а рядом — тоненькая девочка.
— А как ты там? Вещей же нет.
Она посмотрела на меня, и в её глазах мелькнуло что-то, что заставило моё сердце сжаться.
