Излишняя покупка подарка для собственной матери и забывчивость обратились к Марине с горечью.
Вечер перед Новым годом в квартире пропитался дразнящими ароматами мандаринов и корицы. Марина, укутанная в свежий шёлковый шарф, с любовью готовилась к празднованию. В это время Людмила Петровна, элегантная в павлопосадском платке, помогала с салатами для стола.
Во всемирной Москве, покрытой белоснежным снежным одеялом, оставалось два дня до Нового года. Марина стояла у окна их квартиры с Алексеем на двенадцатом этаже, беззаботно наблюдая за падающим снегом. Вдали мерцали огоньки гирлянд, а по соседству уже сверкали наряженные ёлки.
Маленькая коробочка на журнальном столике, перевязанная золотистой лентой, содержала подарок для свекрови. Марина собственноручно выбрала его — изысканный павлопосадский платок с традиционной расцветкой. Людмила Петровна давно мечтала о таком. “Интересно, понравится ли Лёше мой выбор,” — в очередной раз подумала Марина, поправляя бант.
Громкий звук ключа в замке заставил её вздрогнуть. Алексей вошёл с большой сумкой из дорого магазина.
— Представляешь, еле успел! — радостно сообщил он, снимая с пальто снег. — Последний экземпляр! Мама будет безумно довольна.
У Марини замерло сердце.
— Что это? — спросила она, стараясь скрыть волнение в голосе.
— Тот кашемировый кардиган, который она заметила в “Гуме” месяц назад. Ты ведь помнишь? — Алексей вытянул роскошный кардиган цвета тёмного шоколада из сумки.
Марина припоминала. К тому же знала, что его цена составляет почти половину её зарплаты. И все же она помнила, как показывала ему шёлковый шарф, который приглянулся ей две недели назад… Он тогда не обратил внимания и начал говорить о другом.
— Ты опять купил подарок только своей маме и забыл обо мне? — слова сорвались сами собой, пропитанные многолетней обидой.
Алексей замер с кардиганом в руках, на его лице мелькнуло удивление, сменившееся лёгким раздражением.
— Марина, ну ты знаешь, как мама для меня важна, — он аккуратно вернул кардиган в пакет. — Она у меня одна. Да и мы с тобой не договаривались о подарках в этом году…
Марина отвернулась к окну. За стеклом снег падал так же холодно, как и пустота в её душе.
— Никогда ни о чем не договариваемся, Лёша. Ты просто каждый раз… — она не закончила, чувствуя, как предательски дрожит голос.
В прихожей вновь зазвенели ключи — пришла Людмила Петровна. Они договорились об обсудить новогоднее меню. Марина быстро проведя рукой по глазам, искусственно улыбнулась.
— Ой, на радость, вы обе дома! — Людмила Петровна вошла, держа пакет с мандаринами. — Я подумала: может, салат “Мимоза” сделаем, как в прошлом году?
Марина кивнула механически, избегая взгляда свекрови. В горле стоял ком, пальцы едва заметно дрожали, убирая подарок со столика.
— Мам, давай помогу, — Алексей подхватил пакет с мандаринами, но Людмила Петровна замерла в дверях, внимательно глядя на сына и невестку.
— Что-то случилось? — тихо поинтересовалась она. За пятнадцать лет семейной жизни её сыновей она научилась чувствовать напряжение.
— Ничего страшного, — слишком быстро ответил Алексей. — Всё обыкновенно.
— Да, всё замечательно, — не удержалась от иронии Марина. — Как обычно. Алексей вот маме кардиган приобрёл. Тот самый, из “Гума”.
Людмила Петровна всполошилась, осознав, что произошло.
— Алёша, мы же договаривались… — начала она.
— Мам, не начинай, — перебил её сын. — Я хотел сделать тебе приятно. Что тут плохого?
Марина резко обернулась к мужу:
— Проблема в том, что ты не видишь дальше собственного носа! Пятнадцать лет, Лёша. Пятнадцать лет я на втором плане. Каждый праздник, каждая встреча — всё вокруг мамы. Её желания, её решения, её подарки…
— Марина, солнышко моё… — Людмила Петровна шагнула к невестке, но та отступила.
— Вы ни при чём, это он, — Марина махнула рукой в сторону мужа. — “Мама важна”, “Мама одна”… А я кто? Просто приложение к семейной жизни?
— Несправедливо! — вспылил Алексей. — Я для тебя мало делаю?
— Делаешь? — с горечью усмехнулась Марина. — Ты даже не помнишь, что я говорила о шарфе. А у маминого кардигана не забыл.
Повисло тяжелое молчание, время на стене тикало, отмеряя секунды напряженности.
— Я… скорее уйду, — мягко произнесла Людмила Петровна. — Обсудим завтра меню.
— Мам, останься… — начал Алексей.
— Нет. Вам поговорить нужно. Давно нужно.
Дверь аккуратно закрылась за свекровью. Марина застыла у окна, обхватила плечи руками — старинная привычка в тяжёлые моменты.
Людмила Петровна, вместо того чтобы направиться домой, пошла по заснеженной улице. Снежинки падали на лицо, растворяясь в слезах. “Как же я долго была слепа…” — пронеслось в голове.
Телефон в кармане завибрировал. Алёша.
— Мам, где ты? Я заберу тебя.
— В скверике, у скамейки, — ответила она. — Знаешь, нам действительно нужно поговорить.
Вскоре Алексей, накинув куртку прямо на свитер, присел рядом с ней. Снег продолжал падать, укрывая их плечи.
— Сынок, — Людмила Петровна взяла его за руку. — Ты помнишь, как в детстве собирал пазлы?
— Причём здесь это? — явно удивился Алексей.
— Ты всегда начинал с яркого куска. А затем не мог осознать картину целиком.
Она немного помолчала, формулируя свои мысли.
— Сейчас ты видишь только свою любовь ко мне. Но семья — это картина целиком. Марина — её важнейшая часть.
— Но я же люблю её! — возразил Алексей.
— Любишь. А показываешь ли? — Людмила Петровна вздохнула. — Страшно для женщины быть невидимой. Особенно для любимого.
Алексей молчал, глядя на снег.
— Ты думал, мне нужен этот кардиган? Мне нужно видеть сына счастливым. А это возможно, если счастлива Марина. Я ведь вижу — она старается для семьи. Готовит любимые блюда, помнит даты, даже этот платок…
— Какой платок?
— Что она выбрала. Я случайно увидела. Павлопосадский, о котором я мечтала.
Алексей прикрыл глаза рукой:
— Господи, какой же я дурак…
— Не дурак, сынок. Просто… увлёкся. Забыл о картине целиком.
Алексей, возвращаясь домой, задержался возле “Гума”. Витрины сияли, отражаясь в свежем снегу. Шёлковый шарф всё ещё был тут, словно его ждал.
В квартире было тихо. На кухонном столе — чашка с остывшим чаем.
— Марина? — позвал он, входя в спальню.
Она лежала боком, отвернувшись. Плечи едва дрожали.
— Прости, — тихо сказал он, садясь рядом. — За слепоту.
— Пятнадцать лет слепоты? — слабо откликнулась она, не поворачиваясь.
— Да… и каждый год — глупец, — он осторожно коснулся плеча. — Мама говорила… о мозаике. Один яркий фрагмент, а картина ускользает.
Марина медленно повернулась. Глаза — красные от слёз.
— Я привык быть идеальным сыном и забыл быть добрым мужем, — он достал шарф. — Узнаёшь?
Она приподнялась, недоверчиво глядя на переливающийся шёлк.
— Не ради шарфа, Лёш…
— Знаю, — он взял её за руку. — Дело не в подарках. В твоей заботе. О маме даже. Этот платок… ведь он прекрасный?
По её щеке скатилась слеза.
— Хочу чувствовать себя важной для тебя. Не словами…
— Делами, — закончил он. — Я докажу. Не только сегодня. Каждый день.
Новый вечер покрывал квартиру ароматами мандаринов и корицы. Марина, в новом шёлковом шарфе, колдовала над столом. Людмила Петровна в платке помогала.
— Мариночка, “Оливье” у тебя всегда особенный, — улыбнулась свекровь. — Секретом поделишься?
— Конечно, — поймала Марина себя на искренней улыбке. — Яблочный уксус добавляю. Бабушкин секрет.
Алексей, наблюдая за ними, тихо сделал фото: две важнейшие женщины его жизни — над праздничным столом.
— Дамы, — он прочистил горло. — До боя курантов я хотел бы сказать…
Достав два конверта.
— Мам, тебе, — протянул первый. — Путёвка в санаторий весной.
Людмила Петровна была тронута: — Алёшенька, дорогой…
— А это — для нас, Марина. Тур в Венецию, на юбилей. Пятнадцать лет — весомая дата.
Марина замерла: — Но ты говорил, весной занят…
— Дела подождут, — он обнял её. — Я упускал многое в жизни. Время наверстывать.
За окном взорвался первый салют. Ослепительные искры отражались в глазах Марины, делая их сверкающими от влажности.
— С наступающим, дорогие, — шепнула Людмила Петровна. — Пусть этот год начнёт нечто новое. Подлинное.
Марина прижалась к плечу мужа. Кардиган в шкафу остался незамеченным, но это больше не имело смысла. Важным стало тепло в душе — понимание, что всё наконец на своих местах.
