Дожди меня
Артём шагнул из электрички на перрон и глубоко вздохнул. В родном городе воздух особенный, не сравнить ни с одним другим местом. А он повидал всякое — и заграницу, и города России. Но всегда тянуло назад, домой.
Идёт по знакомым улицам, замечает каждую мелочь. Вот и его двор — четыре кирпичных пятиэтажки, две длинные, с пятью подъездами, две покороче. Просторный двор: детская площадка с яркой горкой, песочницей, турниками. Раньше были качели и «паутинка» — железная полусфера, с которой он когда-то упал, оставив шрам над бровью.
Другая половина — футбольное поле с воротами и баскетбольным кольцом. Зимой тут заливают каток. Утро, двор пуст. Будь мяч под рукой, Артём бы тут же ударил по воротам, как в старые времена.
Эх, молодость. Серёга укатил в Красноярск, обзавёлся семьёй, двое детей. А Витька второй срок на зоне отбывает. Жизнь разбросала их кто куда.
Из подъезда вышел мужик с собакой, и Артём крикнул, чтобы дверь не закрывали. В подъезде тусклая лампочка, глазам нужно время, чтобы привыкнуть. Сколько ни меняли её на яркую, кто-то опять вкручивал слабую — так было всегда. Чудо, что никто не свернул шею на тёмной лестнице.
Поднялся на второй этаж, остановился у железной двери. Здесь жила Антонина. Не Тоня и не Тося — Антонина. Так она просила называть себя. Его первая, безнадёжная любовь.
Раньше он звонил в её дверь и бежал на третий этаж, к себе, чтобы оттуда наблюдать, как она выходит. Сейчас такая мысль мелькнула, но бегать по лестницам он уже не торопится. Да и не по-мужски это. К тому же, неизвестно, живёт ли она тут до сих пор.
Усмехнулся и поднялся к себе. Дверь квартиры. Открывала всегда мать, даже когда отец был жив. Он умер два года назад. Артём тогда был в рейсе, не успел на похороны.
Нажал звонок. Щёлкнул замок, дверь приоткрылась. Увидев сына, мать распахнула её шире и бросилась обнимать.
— Сынок! — Обнялись на пороге. Мать отстранилась, разглядывая его. — Дай на тебя посмотреть. — И снова прижалась к нему.
При отце она красила волосы, укладывала. Теперь на проборе — седая прядь.
— Ты мне приснился накануне. Так и думала, что приедешь. Надолго? Ой, чего мы в дверях стоим… Заходи! — Закрыла дверь и снова обняла.
Первые минуты радости прошли. Артём разулся, взял свои тапки с подставки — они всегда ждали его. А вот отцовские шлёпанцы мать убрала.
— Это тебе, мам. — Протянул пакет с гостинцами.
— Ты мне самый дорогой подарок, — сказала она, но всё же заглянула в пакет. — Чайник поставлю. Может, поешь? — Засуетилась на кухне, доставая посуду.
— Чёрт, забыла хлеба купить. Сейчас сбегаю… — Остановилась, растерянно моргая. — Магазины ещё закрыты.
— Ничего. Я потом схожу. Присядь. — Артём усадил её.
Кухня казалась тесной. Каюта на судне просторнее. Как мать умудряется тут готовить?
— Как ты? — Погладил её натруженную руку.
— Терпимо. А ты сам? Так и не женился? — В глазах матери — грусть.
— Не каждая готова полгода ждать моряка.
После завтрака мать поставила варить его любимые щи, а Артём пошёл за хлебом. Спускаясь, задержался у двери Антонины.
Только через пару дней он всё же нажал звонок. Щёлкнул замок, дверь приоткрылась. Артём увидел её. Сердце ёкнуло, будто рванулось вперёд. Она почти не изменилась, разве что пополнела, но ей это шло.
— Вам кого? — Антонина окинула его взглядом.
— Извините… — Он отступил к лестнице.
— Артём? Это ты? — её голос остановил его.
«Узнала!» — сердце запрыгало от радости.
***
— Ты пропустил гол! Из-за тебя проиграли! — визжал Серёга, шмыгая носом.
— Ну и что? Отыграемся в другой раз, — успокаивал его Артём, чувствуя вину.
— Ага, как же! — Серёга развернулся и пошёл прочь. — Не умеешь — не лезь.
— Это ты Лёху к воротам пропустил! Эй, стой! — Артём догнал, схватил за руку.
— Отвали! — Толкнул его.
— Сам отвали! — Ответил тем же.
Пихались, потом сцепились, покатились по земле.
— Прекратите! — Раздался звонкий голос.
Оба замерли. Над ними стояла красивая девушка. Серёга отряхнулся и ушёл. Артём смотрел вслед ей, потом пошёл за ней. У подъезда она обернулась.
— Ты чего за мной идёшь?
— Я домой.
— Значит, в одном подъезде живём? Видок у тебя… Футболку порвал.
— Где? — Осмотрел себя.
— Ладно, иди, зашью.
Поднялись на второй этаж, она открыла дверь.
— Тут раньше старушка жила. Ты её внучка?
— Сам внучка. Она умерла, теперь я здесь. Раздевайся.
Он снял футболку, остался в джинсах.
— Сколько тебе, футболист?
— Четырнадцать.
— Для своих лет неплохо сложён. Вырастешь — девки с ума сходить будут.
Лицо Артёма залилось краской.
— Чего встал? Иди руки мой. —
Он зашёл в ванную, увидел розовый халат на крючке. Провёл пальцем по шёлковой ткани.
Она шила футболку в кресле.
— Чайник поставь.
Он послушно пошёл на кухню.
— Надевай. — Она протянула зашитую вещь. — Спасибо. Ты здесь одна живёшь?
— Чего, ограбить собрался? — усмехнулась.
Они пили чай. Он обжёгся, она подула на пальцы. От прикосновения по спине пробежал ток.
— Мне пора! — Рванул к выходу.
Дома мать спросила:
— Ты чего запыхавшись?
— В футбол играли.
— Иди умывайся, обедать будем.
Потом он часто видел её во дворе. Замирал при виде.
— Чего уставился? ВлюбиИ когда он наконец вернулся из рейса, она стояла на пороге, улыбаясь сквозь слёзы, и прошептала: “Я ждала…” .
