Ой, слушай, я тебе расскажу одну историю…
— Ну поговори с ним, Настенька… Или с ней? А может, просто с собой…
— Мам, ну пожалуйста… Он же там разобьётся! — голос матери дрожал, едва сдерживая слёзы.
— Мам, с чего ты взяла?
— Ты же знаешь! Он же у меня совсем ещё ребёнок! — почти вскрикнула Галина Сергеевна.
— Ему двадцать пять. Через месяц. Ребёнок… — Настя сжала зубы, чтобы не сорваться в крик, и тихо выдохнула. — Ладно. Позвоню ему…
Она бросила трубку и прикусила губу.
«Димочка, Димочка… Только о нём и разговоры. А я? Я — просто фон, декорация в чьей-то пьесе. Настя взрослая, Настя самостоятельная, Настя не ноет, значит, и не страдает. Мама ведь даже не спросит — как я, что у меня…»
— У неё это началось после смерти папы, — рассказывала Настя подруге Оле, помешивая сахар в чашке чая.
— Горе, стресс, тоска, — кивнула Оля. — Но два года прошло…
— Вот именно! А она будто вцепилась в него, в Димку, как в последнюю надежду. У неё теперь вся жизнь — он. Мама словно забыла, что у неё есть ещё и я.
— А ты?
— А я? — Настя усмехнулась. — Я рядом, но не в счёт. С братом у неё какая-то особая связь. И ладно бы, если бы это не превращалось в одержимость. Он младше меня всего на два года, а она с ним, как с малышом: и накормит, и укутает, и мысли его читает…
— Он, наверное, на отца похож?
— Да все они на него были похожи — и Димка, и папины старые фотки. Только я, видимо, с другим генотипом.
Насте было двадцать семь. Работала в юридической конторе, снимала однушку в хрущёвке у метро Авиамоторная. С личным — ничего. После пары неудачных романов решила пока забить на поиски принца и занялась собой.
Димка был другим. С детства — вялый, рассеянный, избегал любых усилий. Школу еле-еле закончил, поступил туда, где «не надо считать». Папа тогда ещё был жив, поговорил по-мужски, и парень хоть и скрипя сердцем, но определился.
Потом — смерть отца. Внезапная, тяжёлая. Мама будто раскололась пополам. Болела, ходила по врачам, слёзы, таблетки, молитвы. Еле держалась на работе. И единственная её радость — Дима.
Мальчик-утешение. Хотя мальчику уже давно пора быть мужчиной.
Он устроился на работу. Деньги домой нёс редко, зато на ужин приходил исправно, а потом — в кресло, в комп. Там и была вся его жизнь. Но всё изменилось, когда в ней появилась Катя.
На Новый год Настя приехала к матери. Дима, уткнувшись в телефон, переписывался. Улыбался в экран, что-то бормотал. Настя сразу поняла — влюбился. И даже порадовалась за него.
А вот мать была не в восторге.
— Ты бы видела его! — причитала Галина Сергеевна, когда они остались на кухне. — Раньше с дивана не поднимешь, а теперь пашет, как проклятый. В выходные подрабатывает, вечерами задерживается. Всё для Кати! Всё для «будущего». Колечко ей хочет купить, цветы, кафе… И даже копить начал! Не хочу, говорит, с пустыми руками приходить…
— Мам, ну и что в этом плохого? — Настя смотрела на мать с недоумением. — Ты же всегда хотела, чтобы он повзрослел.
— Но не так же! Они вечно куда-то лезут! То в горы, то на рафтинг… Один сплошной адреналин! А если что-то случится? Я же одна останусь…
— Мам, ну нельзя же держать его под колпаком, — Настя покачала головой. — Он живёт. Это нормально.
Прошло ещё немного времени. Настя сидела в столовой, ела борщ, когда зазвонил телефон — «Мама». Она вздохнула и ответила.
— Он не ночевал дома, Настя! Ты понимаешь?! Уехал к ней, предупредил, конечно, но я надеялась, что он вернётся…
— Мам, ему почти двадцать пять. Он взрослый. Это нормально, если у него серьёзные отношения…
— Для меня он ребёнок! Я не спала всю ночь. Поговори с ним, умоляю. Он меня не слышит. А тебя — послушает.
Настя пообещала. Но подумала — а надо ли? Может, с ним стоит говорить не как старшая сестра, а как взрослый со взрослым. Или вообще не лезть — сам разберётся.
Потом пошли новые страхи. Лошади. Конные прогулки. Катастрофы, которые мать рисовала в голове.
— Он шею сломает! — рыдала мать в трубку. — Или спину! Пусть эта Катя сама скачет. Зачем он?!
А потом — поход. Осенний. С палатками и подъёмами в горы.
— Он замёрзнет! — кричала Галина Сергеевна. — У него же иммунитет слабый! А если медведь? А клещ? А ты, Настя, поговори с ним. Он только тебя слушает!
— Знаешь, — пожаловалась Настя подруге Оле, — я уже не сестра, а почтальон между двумя армиями. Мама говорит — передай ему. Он говорит — передай маме. А я — посередине!
— Может, он правда скоро съедет? — задумчиво спросила Оля.
— Я ему так и сказала: женись и вали. Подальше. Отдохни. От неё.
А потом всё стихло.
Мать перестала звонить. Не просила поговорить, не жаловалась. Настя даже забеспокоилась. Позвонила сама.
— Как дела, мам?
— Всё хорошо, дочка. Только Дима с Катей расстались. Она… остыла. С другим теперь. А он переживает.
— Понятно…
— Он опять дома. Сидит. Грустит. Компьютер… Но хоть не бухает. И рядом. Я, конечно, эгоистка, но мне так спокойнее. Он снова дома, Настенька… Такой же, как его отец… Я ведь его до сих пор люблю. И каждый вечер плачу.
Через три месяца Дима сам позвонил.
— Мы к тебе с Леной зайдём? Познакомлю.
Настя рассмеялась.
— Приходите.
Но про себя подумала: «И опять по кругу. Мама снова начнёт сходить с ума. Рыдать. Названивать. Переживать. А мне ещё и своего Валерку как-то представить надо…»
В конце месяца она с Валерием собиралась в поездку. В горы. И ей уже страшно было думать — что будет, если мама узнает?
«И за меня наИ когда Настя закрыла глаза, она вдруг поняла, что счастье — это не когда все довольны, а когда ты сам можешь дышать свободно.
