**«Муж привёл любовницу в нашу квартиру, пока мы с сыном лежали в больнице»**
Никогда не думал, что предательство так ударит по моей семье. Пять лет вместе — казалось, всё крепко, надёжно. Начиналось как в сказке: ухаживания, букеты роз, ночные прогулки по набережной. Потом свадьба, а через год — наш Алёшка. Родился раньше срока, слабенький, часто болел. Я не могла выйти на работу — кто бы с ним сидел? Садик отпал сразу. Муж тогда сказал:
— Зарплаты хватает. Сиди дома, заботься о сыне. В школу пойдёт — разберёмся.
Верил ему. Казалось, он — каменная стена. Жили, как все: он вкалывал на стройке, я вела хозяйство. Иногда выбирались в лес или к тёще на пироги. Бабушки помогали, хоть и сами на пенсии еле-еле.
Потом грянул карантин. Муж засел дома, стал злым, как голодный медведь. Кричал из-за немытой кружки, огрызался на Алёшку. Списывал на стресс. Потом вернулся на работу, и вроде оттаял. Даже прощения просил.
А сын не выздоравливал. Врачи разводили руками — в итоге нас положили в больницу. Две недели капельниц и бессонных ночей. Муж звонил, но не приехал ни разу. Свекровь бурчала:
— Он не доктор, чего ему там делать? Зараза кругом. Пусть деньги зарабатывает.
Не спорил. Думал: правда, нам же на жизнь нужно.
Вернулись — квартира блестит, будто после генеральной уборки. Обрадовался: может, скучал, вот и привёл всё в порядок? Вечером полез в стиралку — а там мой халат. Странно, ведь я его не стирал. Подумал: забыл, бывает.
На следующий день гулял с Алёшкой во дворе. Встретил соседа Витька — стоим, курим. Он вдруг кашляет в кулак и бросает:
— Слушай, не моё дело, но… Видел твоего мужа с какой-то цыпочкой. В лифте застал. Выходили на вашем этаже. Молчать не стал — ты же свой.
Сперва не понял. Потом вспомнил халат, стерильную чистоту… Меня будто кипятком ошпарило.
Вечером, когда жена вернулась, сразу спросил:
— Ты кого-то приводила сюда? Пока мы с сыном в больнице маялись?
Она покраснела, глаза в пол. Всё стало ясно. Даже не оправдывалась. Не помню, как оказался у отца в гараже. Телефон разрывался — не брал трубку.
Когда ей не удалось до меня дозвониться, она позвонила моей сестре. Та вздохнула:
— Ну, ошиблась. Все люди. Ты же не ангел. Помиритесь.
Но свекровь вломилась как буря. Нашёл её на детской площадке, где гулял с Алёшкой. Без приветствий:
— Ты мужик или тряпка? Из-за бабы семью ломаешь! Она же не ушла, ребёнка не бросила! Оступилась — так прости!
Стоял, сжав кулаки. Она изменила мне. В нашем доме. А я ещё и виноват?
— Ты после Алёшки расплылся, как тесто. Вечно в засаленных футболках. А на работе у неё мужики — один к одному качки. Ну сорвалась! Зато квартира, еда, ребёнок при отце. Чего ещё надо?
Не стал спорить. Развернулся и ушёл.
Последней каплей стала мать. Вместо поддержки выдала:
— Алёшка без матери останется. А ты что, счастливее станешь? Прости — и живи дальше.
Не понимаю, как можно простить. Как спать в той же кровати, где она была с другим. Как смотреть в глаза, зная, что пока я боролся за сына, она развлекалась.
Я не тряпка. Не хочу глотать обиду.
Сейчас живу у отца. Думаю. Но одно знаю точно — в тот «чистый» дом, где мне плюнули в душу, я не вернусь.
**Вывод:** Предательство не стирается уборкой. А совесть — не грязь, чтобы её отмыть.
