Когда-то давно, в одном из тихих переулков Петербурга, на скамейке у трамвайной остановки сидел мужчина. Звали его Алексей Петрович Волков, но все вокруг звали его просто Лёшей. Осенний ветер, пронизывающий до костей, гулял по улицам, но Лёша его не замечал. Он сидел и смотрел, как редкие прохожие спешат по своим делам. Внутри у него была пустота, словно в заброшенной деревне после отъезда последних жителей.
Жизнь Алексея остановилась, словно старый патефон, который играет одну и ту же пластинку. Работа в конторе на Невском проспекте давно потеряла смысл, а дома его ждали лишь стены да потрескивающий радиоприемник. Мечты, когда-то яркие, как северное сияние, поблекли и стали казаться чужими. Каждый день был похож на предыдущий, и с каждым утром просыпаться становилось всё тяжелее.
Он достал телефон, машинально пролистал новости. В телеграме мигало сообщение от матери: *«Лёшенька, как ты? Давно не звонил»*. Алексей не ответил. Что он мог сказать? Что жизнь идёт под откос? Что он сам не понимает, зачем топчется на месте, словно конь в загоне?
Подъехал трамвай, но Лёша даже не шевельнулся. Зачем куда-то ехать, если внутри — ни огня, ни надежды?
— Браток, не скажешь, который час? — раздался рядом хрипловатый голос.
Алексей поднял глаза. Перед ним стоял парень лет тридцати, в потертой дублёнке, с огромным вещмешком за плечами. Лицо обветренное, но глаза — живые, будто угольки в печи.
— Без четверти шесть, — пробормотал Алексей.
— Спасибо. Я Вадим, — протянул руку незнакомец.
Лёша нехотя пожал её, но имени своего не назвал.
— Чего тут сидишь один? — спросил Вадим, присаживаясь рядом.
— Думаю.
— О чем?
Алексей усмехнулся, будто проглотив горечь:
— О том, как выбраться из этого замкнутого круга.
Вадим скинул мешок на землю и внимательно посмотрел на него.
— Знакомо. Я сам недавно в такой же петле был. И знаешь, что понял?
— Что?
— Если жизнь тебе ничего не дает — возьми сам. Я бросил всё: уволился, собрал вещи и уехал. Сегодня тут, завтра в Архангельске, послезавтра — в Вологде. Живу, как душа велит.
— И что, помогло?
Вадим кивнул, и в его глазах вспыхнула уверенность:
— Теперь это моя жизнь, а не дни, которые надо просто перетерпеть.
Лёша молчал. В груди что-то ёкнуло, будто сердце наконец вспомнило, зачем оно бьётся.
Они разговаривали до самого вечера, пока фонари не зажглись над пустынными улицами. Вадим рассказывал, как решился уйти с работы, как боялся, но ещё страшнее казалась мысль — прожить жизнь и ничего не изменить.
— Не хочу в старости думать: «А если бы попробовал?» — сказал он. — Ты тоже можешь. Просто сделай шаг.
Лёша смотрел на него, и где-то внутри, глубоко, теплился огонёк — слабый, но настоящий.
— Может, и правда… — прошептал он.
Когда они разошлись, Алексей побрёл домой, но мысли уже метались, словно волны в шторм. Он понял: если сейчас не изменится, то останется здесь навсегда — в этом болоте будней.
Дома он сел за стол, открыл старый ноутбук и нашёл билеты на поезд. Куда угодно. Лишь бы уехать. Палец замер над кнопкой «Оплатить». Сердце колотилось, будто пыталось вырваться наружу.
— Давай же, — хрипло прошептал он сам себе.
И нажал.
На следующий день Алексей сидел в вагоне, глядя в окно на мелькающие берёзы. Он выбрал небольшой городок на берегу Ладоги — не слишком далеко, но достаточно далеко, чтобы начать всё заново. В кармане лежало тридцать тысяч рублей — все его сбережения. Он знал: много не проживёшь, но хоть попробует.
В первый же день он снял угол в старом доме у бабушки. Бродил по улочкам, заходил в магазинчики, спрашивал, не нужен ли работник. К вечеру, усталый, но не сломленный, он увидел листок на двери мастерской: «Требуется разнорабочий. Опыт не нужен».
— Вы берёте людей? — спросил он у седого хозяина.
— Беру, — тот окинул его взглядом. — Что умеешь?
— Ничего особенного. Но научусь.
На следующий день Алексей вышел на работу. Сначала руки не слушались, топор казался чужим. Но с каждым днём он чувствовал, как оживает. Впервые за долгие годы он просыпался и знал: впереди — не просто день, а что-то настоящее.
Его жизнь не стала прекрасной в одночасье. Но он сделал главное — шагнул в неизвестность. И этого хватило, чтобы мир начал поворачиваться к нему лицом.
