ПОКА НЕ ПОЗДНО
В двенадцать часов дня у Аграфены запланирована операция. Простая, плановая, час под наркозом, небольшие манипуляции и выписка в тот же вечер. Похорошему я должен был поехать с ней, но она настойчиво не просила, зная, что я завален делами. Да и открытие нового филиала в Новосибирске уже на носу.
Всё будет в порядке, успокоила она, позвоню, как всё закончится.
И, чмокнув меня в щёку, бросила в сумку несколько пакетиков сухого корма для котов, живущих в подвале общежития, и вылетела за дверь.
Я поправил галстук, ещё раз придирчиво осмотрел себя в отражении туалетного зеркальца и, схватив со стола папку с проектом, помчался на работу. Должность генерального директора «ТехноСфера», компанию которой я за несколько лет превратил в лидера российского рынка, требует полной отдачи. И я отдавал её каждый свободный миг, с лихвой. Утешал себя мыслью, что всё это ради неё, ради Аграфены и ради тех подвалных котиков, которых она постоянно кормит.
Не то чтобы я не любил кошек. Просто её увлечение казалось мне бессмысленным, бесполезным, лишённым какойлибо смысловой нагрузки. Было бы легче мириться с этим, как с привычным недостатком любимого человека. Поэтому каждый раз, когда она пыталась принести домой бездомных, пятнистых котов, я отвечал категорическим отказом. «Зачем? говорил я. Никакой пользы, лишь шерсть на диванах». Я даже предлагал компромисс купить ей кота породистого, например, сибирского барсика, чтобы хотя бы статусом поправиться. А подвалные? Что с них взять? Я уже не понимал, а она устала объяснять.
***
Операция простая плановая ничего особенного Я должен был поехать с ней! сколько раз за неделю я повторял это в голове? Тысячу? Десятки? Когда мчался, бросив всё, в больницу когда, зацепившись за рукоять белого халата, дрожал от взгляда врача когда рвал в клочья проект, не позволяющий мне быть рядом, и, стоя на коленях у её кровати, уткнувшись лбом в её руку, просил её не бросать меня. Вернуться. Открыть глаза. Сказать хотя бы одно слово.
Но она молчала. И никто из нас не знал, что плановая операция, час наркоза могут превратиться в комедию ошибок
Мы делаем всё, что в наших силах, говорил врач.
Вы ничего не делаете! я взрывался от бессилия, оплачивая её перевод в отдельную палату.
Шанс есть, надо ждать, успокаивала меня медсестра.
Где этот шанс?! я орал в коридор, когда через неделю она всё ещё не приходила в сознание.
Я испробовал всё: консультации лучших специалистов, музыку, разговоры, завалил её палату цветами. Практически перестал появляться на работе, лишь бы быть рядом каждую свободную минуту. Просил, уговаривал, обещал, шантажировал. Поддаваясь мимолётной глупости, целовал её, вспоминая нелепую сказку о спящей красавице, и с каждым днём всё глубже погружался в отчаяние, в звериную ярость, готовую крушить всё на своём пути.
Перевернутый стул, разбитая ваза, сумка, бросившаяся в порыве бешенства, и рассыпавшиеся по полу разноцветные пакетики корма. Она так и не успела накормить котов тех самых бесполезных котов, которые вызывали у меня лишь скрытую за равнодушием неприязнь.
Дурак! воскликнул я. Господи, какой же я дурак!
Хочется всё вернуть назад, стереть ошибку одним взмахом руки. Я готов был ползти на коленях вместе с ней за этими её котиками, забрать их домой и даже полюбить, лишь бы лишь
Внезапно адреналин, который кипел в крови, просто схлынул. Оглядев создаванный мной беспорядок, я дрожащими руками поднял с пола пакетики с кормом, чтобы через десять минут стоять у двери того же подвала
***
Это называется фелинотерапия, серьёзно сказал лечащий врач, наблюдая, как я тащусь в палату шестой переноской для животных. Но зафиксированных случаев помощи в подобных ситуациях нет.
Значит, мы будем первыми, прошептал я, выпуская котов из клеток.
Это её коты. Понимаете? Её! Я отдам всё, что есть, лишь бы сказать ей об этом. Просто
Я предупрежу персонал.
Спасибо, я должен был сделать это раньше Понимаете? Я
Никогда не стоит терять надежду. Мы все учимся на ошибках, не забывайте об этом.
Я не забуду Больше не забуду.
***
В двенадцать часов у неё опять операция. Простая, плановая, час наркоза, выписка в тот же день. И она уже не требует моего присутствия. Снова. Но почемуто не может сдержать счастливую улыбку, видя, как я, отбросив развязавшийся галстук, чертыхаясь, надеваю уже шестую шлейку подряд на сопротивляющихся котов.
Её коты те самые подвалные, блохастые, под тяжестью которых она очнулась год назад, едва сделав вдох и не понимая, что происходит.
Семь пар сверлящих её глаза, шесть облегчённых вздохов на грани слышимости и один победный крик радости она не забудет этого никогда.
Может, поэтому сейчас, когда ей придётся снова пройти через операцию, она не боится. Видя меня, изнурённого, с шерстяными нитями, прицепившимися к рубашке, она улыбается ещё шире.
А потом открыто смеётся над прохожими, которые останавливаются, глядя на мужчину в дорогом костюме, окружённого шестью ухоженными котами, каждый тянет тонкий поводок в свою сторону, громко мяукая. Зрелище не для слабонервных.
Операция. Простая. Плановая. Час наркоза, выписка в тот же день. И если вы не перестанете грызть всё подряд, в следующий раз останетесь дома! тихо произнёс сидящий в больничном дворике, окружённый котами серьёзный мужчина, на коленях которого лежит слегка обкусанный, но всё ещё красивый букет роз.
Я бросил взгляд на часы, подхватил шесть разноцветных поводков, проверил, не ослабли ли шлейки, и посмотрел в окна палаты, где просыпалась после операции моя жена. Скоро нам разрешат войти. И я, наконец, смогу пожаловаться на этих шесть хвостатых бездельников, которые без неё совсем не слушаются.
Сказать, как я её люблю и буду любить всегда. Даже когда она начнёт сутками пропадать в кошачьем приюте, строительство которого моя компания профинансировала несколько месяцев назад.
Придурок, конечно Но вспоминая тот день, когда она открыла глаза, я каждый раз убеждаюсь: пока она рядом, в моей жизни нет ничего важнее её «придурков». И значит, я буду продолжать воплощать в жизнь эти глупые, но както делающие её счастливой, капризы.
Всегда, пока ещё не поздно
