Алексей, слушай, я всё ещё не могу пережить то, как всё случилось с Анастасией. Ей в двенадцать назначили простую плановую операцию час под наркозом, лёгкие манипуляции, выписка в тот же день. Она, как обычно, не настойчивая знала, что я занятый, открываю новый филиал в Москве, и сказала, что всё будет нормально, позвонит, когда всё закончится. Потом, целуя меня в щёку, засовывает в сумку несколько пакетиков корма для её котов, которые живут в подвале нашего дома, и бросается к двери.
Я поправляю галстук, ещё раз придирчиво гляжу в зеркало, схватываю папку с проектом и мчусь на работу. Должность генерального директора в «ТехноСфера», которую я за пару лет вывел в лидеры рынка, требует полной отдачи, и я отдаю её каждую свободную минуту. Стараюсь убеждать себя, что всё делаю для неё, для неё и для тех самых подвалных котов, которых она так любит кормить.
Я не против котов, просто их увлечение кажется мне бессмысленным, пустой тратой времени, как странный каприз, к которому надо привыкнуть, как к недостаткам любимого человека. Поэтому каждый раз, когда она предлагает принести домой бездомных блохастых котов, я отказываюсь категорически «нет смысла», говорю. Я предлагаю ей завести породистого восточного кота, хотя бы для статуса. Подвальные же? Что с них взять? Я уже устал объяснять ей, что не понимаю.
Операция простая, плановая, ничего особенного Я должен был поехать с ней! сколько раз за эту неделю я себе повторял? Тысячу? Десять тысяч? Когда бросаю всё и мчусь в больницу Когда, держась за полы белого халата, трясусь от взгляда врача Когда рву в клочья проект, который мешает мне быть рядом, и, стоя на коленях у её кровати, прошу её не бросать меня, вернуться, открыть глаза, сказать хоть слово.
Но она молчала. Ни я, ни она не знали, что плановая операция и час наркоза могут превратиться в коме
Мы делаем всё, что в наших силах, говорил врач.
Вы ничего не делаете! я бесился, оплачивая её перевод в отдельную палату.
Шанс есть, надо ждать, успокаивала меня медсестра.
Где он, этот шанс?! я кричал по коридору, когда через неделю она всё ещё не пришла в себя.
Я испробовал всё: консультации лучших специалистов, музыку, разговоры. Забрасывал её палату цветами, почти не появлялся на работе, просто хотел быть рядом каждую свободную минуту. Уговаривал, обещал, даже шантажировал. Придавал себе мгновенную смелость, целовал её, вспоминая нелепую сказку о спящей красавице, а с каждой минутой всё больше погружался в отчаяние, в звериную ярость, готовую крушить всё вокруг.
Я перевернул стул, разбил вазу, в порыве бешенства бросил сумку, откуда разлетелись разноцветные пакетики корма. Она так и не успела накормить котов тех самых блохастых, которые вызывали у меня только неприязнь, скрытую за равнодушием.
Дурак! Господи, какой же он дурак! я вслух проклинал себя. Хотел бы всё вернуть назад, стереть всё одним взмахом руки. Я бы даже на коленях полз с ней, подбирал бы её котов, дарил бы им дом, лишь бы увидеть её улыбку.
Внезапно адреналин спал, и я, дрожащими руками, поднял с пола те же пакетики, чтобы через десять минут стоять у двери подвала
Это называется фелинотерапией, серьёзно сказал лечащий врач, наблюдая, как я тащусь в палату с шестой по счёту переноской.
Значит, мы будем первыми, пробормотал я, выпуская животных из клетки.
Это её коты. Понимаете? Её! Я отдам всё, лишь бы сказать ей об этом, просто
Я предупрежу персонал.
Спасибо, я должен был сделать это раньше Понимаете? Я
Никогда не теряйте надежду. Мы учимся на ошибках, не забывайте об этом.
Я не забуду Больше не забуду.
Сейчас, когда Анастасии снова предстоит операция, она улыбается, глядя, как я, отряхивая галстук, надену шестую шлейку подряд на сопротивляющихся котов. Её коты те самые подвальные, блохастые, под тяжестью которых она очнулась год назад, не понимая, что происходит.
Семь пар её глаз сверлят меня, шесть облегчённых вдохов едва слышны, один победный крик радости она никогда не забудет. Может, поэтому сейчас она не боится, а когда видит меня, уставшего мужика, в брюках с оторванными нитками шерсти, она улыбается ещё шире. Затем смеётся над прохожими, которые смотрят на меня в дорогом костюме, окружённого шестью ухоженными котами, каждый тянет поводок в свою сторону, мяукая, как будто требуют внимания.
Операция. Простая. Плановая. Час наркоза, лёгкие манипуляции и выписка в тот же день. И если ктото не перестанет грызть всё подряд, то в следующий раз останется дома, произнёс я, сидя в больничном дворике, окружённый котами, на коленях у меня лежит слегка обкусанный, но всё ещё красивый букет роз.
Я бросаю взгляд на часы, удобно хватаю шесть разноцветных поводков, проверяю, не ослабли ли шлейки, и смотрю в окно палаты, где сейчас просыпается после операции моя жена. Скоро нам разрешат зайти к ней. Я наконец смогу пожаловаться на шестерых хвостатых бездельников, которые без неё совсем не слушаются. И сказать ей, как сильно я её люблю. Любить всегда, даже когда она будет сутками пропадать в кошачьем приюте, который моя компания построила несколько месяцев назад.
Придурок, конечно Но вспоминая день, когда она открыла глаза, я каждый раз убеждаюсь, что пока она рядом, в моей жизни нет ничего важнее её «придурочества». И я буду и дальше воплощать её капризы глупые, но делающие её невероятно счастливой.
Всегда, пока ещё не поздно
