Ветер гнал по мостовой клочья старой газеты, а Николай Петров шагал, уткнувшись в тротуар, будто нес на плечах весь груз своего одиночества. После гибели Ирины — жены, света его жизни — лишь работа удерживала его от полного краха. Сегодня должен был решиться вопрос с контрактом на миллионы рублей, но…
— Дядя́… возьмите мою сестру. Она так хочет есть…
Голос, тонкий как ледяная нить, заставил его резко остановиться.
Перед ним стоял мальчишка лет восьми. Лицо осунувшееся, куртка с оторванной пуговицей. В руках — тряпичный короб, из которого доносился слабый писк. Завернутая в выцветший платок девочка, не больше комочка, а мальчишка прижимал её к груди, словно это последнее, что у него осталось.
— Где твоя мама? — Николай присел, чтобы быть с ним наравне.
— Ушла… сказала — вернётся. Уже третий день… — прошептал ребёнок.
Его звали Сашка. Сестру — Лизка. Ни адреса, ни родни — только тротуар, холод и этот немой вопрос в глазах: «Что теперь?» Николай заговорил о полиции, опеке, еде, но при слове «полиция» мальчик съёжился.
— Только не отдавайте нас… Лизку заберут…
Что-то сломалось в груди у Николая. Окаменевшее после похоронь сердце вдруг заныло.
Они зашли в ближайшую столовую. Сашка ел, жадно заглатывая куски, будто боялся, что его сейчас выгонят. Николай разводил смесь для Лизки, и тёплая бутылочка в его руках казалась вдруг важнее всех контрактов мира.
— Перенеси все встречи, — бросил он в телефон секретарше.
Участковый пришёл быстро. Протокол, вопросы. Но когда Сашка вцепился ему в рукав и прошептал: «Вы же нас не бросите?..» — ответ родился сам:
— Не брошу. Обещаю.
Опека была оформлена в считанные дни. Помогла Марина Валерьевна, старая знакомая из органов соцзащиты. Николай твердил себе: «Временно, пока мать не найдут».
Он привёл их в свою пустующую трёшку. Сашка не плакал, лишь крепче обнимал Лизку. В его взгляде читался не страх перед новым домом, а усталость от того, что домов вообще не осталось. Тишина квартиры, раньше давившая Николая, теперь была разорвана всхлипками, топотом босых ног и тихим голосом Сашки, напевающим сестрёнке: «Спи, моя радость…»
Николай путался в подгузниках, забывал про график кормлений, но Сашка терпеливо показывал, как держать Лизку, как качать. Однажды ночью, когда девочка заходилась в плаче, мальчик взял её на руки и зашептал:
— Не бойся, я тут.
— Ты молодец, — хрипло сказал Николай.
— Привык, — просто ответил Сашка.
А потом позвонила Маргарита Валерьевна:
— Мать нашли. Наркотики, реабилитация. Если не завяжет — государство заберёт детей. Или… ты.
Ночью Сашка, рисовавший в углу фломастерами, вдруг спросил:
— Нас опять отвезут в тот подвал?
Николай опустился перед ним на колени.
— Я не отдам тебя никому.
Наутро он позвонил Маргарите Валерьевне:
— Оформляйте опеку. Постоянную.
Проверки, комиссии, бесконечные бумаги. Но теперь у него был смысл — этот худенький парнишка и его крошечная сестра. Он купил дачу под Подольском — с яблонями, высоким забором и комнатой, где Сашка впервые засмеялся, испачкавшись в куОднажды, укладывая Сашку спать, Николай услышал шёпот, от которого сердце сжалось: “Спокойной ночи, пап…” — и понял, что нашёл семью, даже не ища её.