*Запись в дневнике*
21 сентября
Дождь хлестал по крыше моего деревенского дома, когда я услышал тихий стук в дверь. Отложил книгу, прислушался. Снова постучали — робко, будто извиняясь.
— Кто там? — крикнул я, подходя к двери.
— Простите… — донёсся дрожащий голос. — Я заблудилась…
Приоткрыл на цепочку. На пороге стояла молодая девушка, промокшая до костей. Русые волосы слиплись на лице, ветровка насквозь пропиталась водой. В руках сжимала потрёпанную сумку.
— Батюшки, да ты вся как мышь! — сорвал цепочку, впустил внутрь. — Заходи скорее, простудишься!
— Спасибо… — пролепетала она, оставляя лужи на коврике. — Меня зовут Алёна. Шла по тропинке, а она куда-то в лес ушла. Телефон сел, не знаю, где я…
— Снимай мокрое! — засуетился я, помогая стянуть куртку. — Как так вышло, одна в такую погоду?
Она потупила взгляд.
— Поссорилась с парнем. Высадил из машины, сказал: «Иди сама». А я и не знала, что до посёлка так далеко…
— Сволочь! — вырвалось у меня. — Как можно девушку в лесу бросать! Иди на кухню, чай поставлю.
Алёна робко проследовала за мной. Включил чайник, достал из шкафа старый халат.
— Переоденься. Одежду на батарею. Ты откуда?
— Из Рязани, — ответила она, кутаясь в ткань. — Работаю в Москве, бухгалтером.
— Ну и нравы нынче! — покачал головой. — В наше время мужики знали, как с женщиной обращаться. Садись, сейчас накормлю.
Быстро нажарил яичницу, нарезал хлеб, поставил банку солёных огурцов.
— Жри, не стесняйся. Видно же, голодная как волк.
— Утром только кофе пила, — призналась она, жадно набрасываясь на еду. — Весь день ссорились…
— Из-за чего?
Она замешкалась.
— Хочет, чтобы я к нему переехала. А у меня карьера, планы… Не готова. Вот и взбесился.
— Правильно, — хмыкнул я. — Я в молодости тоже торопился — женился на первой встречной. Думал, любовь всё стерпит. Не перетерпели. Бросила меня с трёхлетним сыном.
— У вас есть сын? — оживилась Алёна.
— Был, — буркнул я. — Взрослый уже. Да только… редко видимся.
Налил себе чай, размешал сахар.
— А вы здесь один живёте? — осторожно спросила она.
— Один. Домик строил ещё со второй женой. Хорошая была, да болела сильно. Теперь вот только летом сюда выбираюсь.
Дождь за окном стих, но уже смеркалось.
— Оставайся на ночь, — сказал я. — Утром до остановки провожу.
— Вы уверены?
— Пустое! Диван в зале хороший, бельё чистое.
Долго болтали вечером. Она — о работе, о съёмных квартирах. Я — о былых временах, об одиночестве.
— Все друзья поразъезжались, — вздохнул я. — Кто помер, кто к детям подался. Соседи тут одни старики.
— А с сыном почему не ладите?
Лицо моё потемнело.
— Жена его меня невзлюбила. Говорит, в их дела лезу. А я что, внуков видеть не имею права? Теперь даже на Новый год не зовут.
Утро выдалось ясное. Собрал Алёне еду в дорогу, проводил до автобуса.
— Спасибо вам! — крикнула она из окна.
— Заходи ещё!
Прошло с месяц. Я уже забыл о ней, когда снова услышал стук.
— Алёна! — обрадовался я. — Как дела?
— Можно переночевать? — смутилась она. — В квартире ремонт, жить негде…
Конечно, можно. Ире?
Поселилась она в комнатке наверху. Помогала по хозяйству, готовила, убиралась. Я прямо ожил с ней.
— Лучше родной дочери, — хвастался соседу дяде Васе. — И борщ варит, и шторы штопает.
Дни текли спокойно. Она на работу, вечером возвращалась. Ужинали вместе, телевизор смотрели.
— Алёнушка, — сказал я как-то. — Завещание хочу переписать. Квартиру сыну оставлю, а дом… Может, тебе? Всё равно он никому не нужен.
Она вспыхнула.
— Да что вы! Рано ещё. Да и не правильно это.
Шли недели. Алёна будто всегда здесь жила. Я перестал чувствовать себя одиноким.
Но однажды всё рухнуло.
Попал в больницу с сердцем. Алёна навещала каждый день, передачи приносила.
— Скоро выпишут, — говорила она.
— Слушай, — прошептал я. — В шкафу, в нижнем ящике, конверт лежит. Документы. Если что…
— Не надо так! — перебила она.
Стало мне хуже. Врачи говорили об операции.
Вернулась Алёна с больницы бледная. Прошла в спальню, нашла завещание. Дом действительно был ей.
Набрала чей-то номер.
— Алексей Иванович? Это Алёна. Ваш отец в больнице…
На следующий день явился мужчина под пятьдесят с женой и двумя пацанами. Сын мой, вылитый я — те же карие глаза, тот же нос с горбинкой.
— Где отец? — рявкнул он.
— В больнице, — ответила Алёна.
— А ты кто? — прыснула невестка.
— Живу тут…
— Понятно, — фыркнула та. — Приживалка.
Сын осматривал дом.
— Новый телевизор, — буркнул. — Разбогател, что ли?
— Мы вместе покупали, — тихо сказала Алёна.
— «Мы»? — засмеялась невестка. — Ишь, как быстро своим стала! Или на наследство зарядилась?
В больнице я обрадовался сыну, как ребёнок.
— Лёша! Приехал!
Он неловко пожал мою руку.
— Как самочувствие?
— Операцию делать будут…
— Выдюжишь, — буркнул он.
Дома они нашли завещание. Невестка взвизгнула:
— Дом посторонней?! А нам на что жить?!
Когда Алёна вернулась из магазина, атмосфера переменилась.
— Слушай, — начал сын. — Мы знаем про завещание.
Она побледнела.
— Завтра к нотариусу пойдёшь, откажешься. Добровольно.
— Иначе в полицию заявАлёна молча собрала вещи и ушла, а я так и не узнал, что именно сын с невесткой вынудили её отказаться от наследства, предав единственного человека, который заботился обо мне по-настоящему.
