**Шуба**
— Ну, я пошёл… Лёля.
— Иди.
— Я ухожу, Лёля, слышишь?
— Иди, Витька, иди.
Только когда дверь захлопнулась за Виктором, Ольга дала волю слезам. Она сидела в дедушкином кожаном кресле, поджав колени, и плакала беззвучно, как в детстве, когда боялась, что кто-то услышит. Рыдала, пока не начала икать, словно маленькая.
Как жить? Без Витьки? Без человека, с которым прожила столько лет?
Поднялась, чтобы поставить суп, но замерла. Зачем? Вити ведь нет. Бросилась обратно в кресло, и слёзы хлынули с новой силой.
Но потом вспомнила о детях. Скоро вернётся дочь Анюта, студентка, голодная после пар. Потом придёт сын Стёпа с футбола. Их-то кормить надо. Ольга сжала зубы, вытерла лицо и побрела на кухню.
Вспоминая годы с Витей, снова зарыдала. Как? Как без него?
Вечером дети ввалились шумно, толкаясь и смеясь. Но вскоре заметили пустоту.
— Мам, а где пап? В разъезде? — спросила Анюта.
— Да, кстати, где он? — подхватил Стёпа.
Ольга не сдержалась. Слёзы брызнули, она рухнула на стул и завыла.
— Мам, что случилось? Он в больнице? — испугалась Анюта.
— Нет… ушёл… — прошептала Ольга. — Навсегда… к другой.
— Чего?! — хором ахнули дети. — Мам, ты шутишь?
Но шутки не было.
У Стёпы задрожала губа. Хоть и футболист, а в свои пятнадцать всё ещё дитя. Смотрел то на мать, то на сестру, готовый разрыдаться.
— Так, — Анют твёрдо провела рукой по лбу. — Стёпка, в душ и уроки. Мам, хватит ныть. Надо думать, что делать.
Анюта была резкой, как нож. Стёпа, не споря, послушался.
Позже она зашла к брату.
— Ревёшь?
Тот мотал головой, не поднимая глаз.
Анюта обняла его, поёрзала по волосам.
— Выкарабкаемся, Стёпка. Слышишь? Мы — семья, а он там один. Ему хуже.
— Мне его, что, жалеть? — выдохнул Стёпа со слезами.
— Жалеть? Да ну. Мы ещё будем счастливыми, самыми счастливыми. А он поймёт, какую дурь сморозил.
Успокоив брата и мать, Анюта ушла в ванную и там, наконец, разревелась. Как? Как их папка, самый лучший папка на свете, мог так? Не красавец — обычный мужичок с пивным животиком, которого мама раскормила своими блинчиками. Шутки — так себе, только мама ржала. Ездит на старой «Ладе», которую сам и чинит. Работает начальником цеха на заводе, зарплата — копейки.
Но в их семье всегда было хорошо. Анюта хвасталась подругам, что её отец — единственный, кто не шлялся. А оказалось…
Слёзы лились, она смывала их ледяной водой.
Жизнь потекла дальше, буднично, но уже без отца. Слово «папа» пропало. Теперь говорили «он» или «отец», и то редко.
Однажды Анюта услышала сзади:
— Нюта, Нют, постой!
Обернулась. За ней бежал отец — нелепый, в душащем костюме, с галстуком, будто удавкой.
Она отвернулась, прибавила шагу.
— Дочурка, погоди! — взмолился он.
— Чего надо? — холодно бросила она.
— Вот, деньги… возьми, — Витя протянул пачку рублей. — Много. Приходи к нам, Нюта. Верка, она хорошая, шубами торгует. Выберем тебе шубу. И маме на день рождения — норковую! Верка мне всё разрешает. Мы скоро в Турцию летим, за шубами…
— Да иди ты… в тайгу, — отрезала Анюта.
— Зачем в тайгу, доча?
— За шубами. На другие три буквы не могу — воспитание не позволяет… пап.
Витя остолбенел, будто его ошпарили. А ведь знал, что в семье туго. Жили скромно, а он… связался с Веркой.
Всё началось с коллеги, Славки. Тот позвал Витю в гости к подружке, а там была Верка. Сперва она ему не понравилась — кричащая, грудастая, смотрела, как волчица. Посидел немного — и домой.
Тот вечер он впервые соврал Лёле, сказал, что задержался на работе. Сердце колотилось, стыд душил. Лёля решила, что он заболел, а у него просто от совести температура скаканула.
Потом Славка снова уговорил: «На часик!» И опять Верка.
— Ты чего, Вить? Она шубы из Турции возит, три ларька на рынке! Шубу Лёле купишь, любую!
— Да зачем она мне? У меня Лёля есть.
— Да брось! Скучно ей. Шуба норковая для Лёли — хочешь?
— Хочу…
И он пошёл. А потом ещё и ещё. Всё из-за этой проклятой шубы. Не понял, как оказался с Веркой в кровати. Рёв стоял, когда ехал домой, так противно было перед Лёлей. А потом она узнала… и выгнала.
Верка ликовала.
Вечером Анюта была чёрнее тучи.
— Нют, он к тебе приходил? — спросил Стёпа, мямля.
— А к тебе?
Брат кивнул.
— Я сказал, чтоб не подходил. Ненавижу его, предатель.
Анюта кивнула.
Витя тосковал.
— Ты чего, Витька? — спрашивала Верка.
— Дети не хотят со мной говорить. Лёля тоже… Я им деньги предлагал, а они… гордые. Знаю, им трудно…
— Ну, она же сама тебя выставила, — пожала плечами Верка.
— Сама… Но откуда узнала? Мы же тихо…
Верка поднялась с роскошной кровати, каких Витя в жизни не видывал, поставила бокал с шампанским. Она любила шампанское с”Но когда Лёля впустила его обратно, никто не вспомнил о шубах — ни норковой, ни даже мутоновой.”
