Мужчина пятидесяти лет: Вернуться в родной дом, где тебя не ждёт никто…
Я никогда не предполагал, что я — пятидесятилетний инженер, молчаливый и замкнутый, как отзывалась обо мне жена, — сяду за клавиатуру не ради чертежей, а чтобы излить душу в строки, пропитанные горечью.
Шестнадцать лет назад я уехал за границу в погоне за достатком. Устроился, обустроился, перевёз семью. А вскоре не стало отца. Мать осталась одна в нашем старом доме, затерянном среди бескрайних полей под Тулой.
Она не жаловалась, не упрекала, не намекала на помощь — я ведь её единственный сын. Мы говорили по телефону, и всякий раз она уверяла: «У меня всё хорошо, не беспокойся». Лишь один вопрос выдавал правду: «Когда приедешь?» В этом «когда» таилось всё — и тоска, и одиночество, которое она прятала за спокойным голосом.
Я заботился, конечно. Думал о ней. Но грех мой неизмерим: я не сдержал слово.
Каждый август я прилетал в Россию — фирма закрывалась на отпуск. Это было наше время, святое, как престольный праздник. Мы ездили к дальним родным, посещали места, где когда-то она с отцом гуляла в молодости. Позже я возил её по врачам, санаториям, следил за здоровьем. Ходили в кино, бродили по тихим аллеям, звали соседей на чай. Она пекла блины с мёдом, варила борщ — вкусы детства, которые не стираются.
На прощание она выходила со мной только до калитки — не провожала до аэропорта. Я знал почему: не хотела, чтобы я видел, как плачет. А я, дурак, клялся: «Вернусь к Рождеству!» Но не возвращался. Теперь эта вина разъедает душу, как кислота.
Я прилетел в декабре. Но не за её объятиями, не за тёплыми пирогами, не за тем, чтобы услышать: «Саша, садись, чай стынет!» Я прилетел хоронить её.
Единственное утешение — она ушла тихо, во сне, словно святая. Но это не смывает вину, не заглушает голос в голове: «Ты опоздал».
И вот я снова здесь, в августе. Шаги гулко стучат по полу пустого дома. Ключ дрожит в пальцах, замок щёлкает, дверь открывается в безмолвие. Нет запаха жареной картошки, нет звука радио из кухни. Тишина давит, будто стены сходятся, готовясь похоронить меня вместе с памятью.
Прошли дни, а я так и не решился разобрать её вещи. Газеты, вязаную кофту на спинке кресла, выцветшую фотографию на тумбочке. Всё будто ждёт её возвращения.
Хочу крикнуть тем, чьи родители ещё живы: возвращайтесь! Даже если трудно, даже если «некогда». Потому что наступит день, когда у вас будут деньги, время, силы, а их — уже нет. И нет ничего страшнее, чем стоять на пороге родного дома, зная, что внутри — лишь пыль и холод.
Это не просто боль. Это рана, которая не заживёт. Это эхо в пустых комнатах, это запах угасшей печи, это понимание: ты опоздал. Навсегда.
