Год назад я бы покрутила пальцем у виска, если бы кто-то сказал, что уйду от Валеры. От мужа, с которым прожила двенадцать лет, которого боготворила. От мужчины, о котором все подруги вздыхали: «Тебе с ним как за каменной стеной». И правда – он был моей опорой. Заботливый, как сибирский валенок, надёжный, как танк Т-34, идеальный отец для наших мальчишек. Жили душа в душу, как в советском фильме про счастливую семью. А теперь я ючусь у сестры в Мытищах с двумя детьми и одной мыслью: сбежать – был единственный способ не сойти с ума самой.
Начинали, как все: крохотная однушка в Люберцах, потом Валерка её продал, и мы влезли в ипотеку на трешку в Королёве. Сделали евроремонт (ну, почти), купили мебель из Икеи – жили, не тужили. Два сына – Дениска девяти лет и четырёхлетний Егорка. Я преподавала в музыкалке – не за деньги, а за душевную радость. Валера приносил стабильную зарплату, был душой компании на всех семейных посиделках. Ездили в Крым, устраивали детям дни рождения с аниматорами – в общем, жили, как в рекламе МТС.
Но однажды всё полетело в тартарары.
Звонок с работы: «Ваш муж упал в обморок у кофемашины». Скорая, Боткинская больница, куча анализов… Диагноз – доброкачественная опухоль, но запущенная, как наш лифт в подъезде. Операция была сложная – не щадящая, а будто танком по мозгу проехались.
Он выжил. Врачи хлопали по плечу: «Повезло!». Но моего Валеры больше не было. Лицо перекосило, слух подвёл. Но самое страшное – он стал другим внутри. Вернулся домой – и начался ад, будто в «Доме-2», только без камер.
Уволился. Заявил, будто отрезал:
«Я своё отпахал. Теперь ты нас корми, золотко».
Я подрабатывала репетиторством, выматывалась, как белка в колесе. А он… Он днями валялся на диване, листал «Яндекс.Дзен» и смотрел «Рен-ТВ». Ни помочь, ни поднять задницу с дивана – только претензии. И ор. Много орка.
Срывался на всех: на меня, на детей, даже на кота Мурзика. Винил нас в своей болезни. Кричал, что мы его «доконали», что из-за нас он «стал развалюхой».
Потом пошли странности. Целыми днями смотрел передачи про конец света, скупал в «Ашане» гречку, спички и тушёнку «Главпродукт». От лекарств отказывался, к врачам не ходил. Я умоляла – он орал, что я «спихиваю его в Кащенко», что у меня «любовник из офиса» и «вся Москва смеётся над ним».
Жила, как в сериале «Школа». Дом превратился в зону боевых действий, дети боялись собственного отца. Я не могла их растить в такой атмосфере. И я ушла. Схватила детей и махнула к сестре.
Развод был делом техники. Я не могла жить с этим человеком. Не потому что он заболел. А потому что он сдался. Перестал быть мужчиной, отцом, человеком.
Теперь его родня звонит и шипит, что я «предательница». Что кинула его, когда он «упал». Что каталась на нём, как на «Мерседесе», а когда заглох – сбежала. Больно это слушать. Потому что никто не видел, как я плакала в подушку от усталости. Не видел, как тряслись руки, когда он орал на детей. Не помог, когда я тащила на себе две работы, как падла.
Я бы не ушла, если бы он пошёл к врачу. Если бы согласился на помощь. Если бы остался хоть чуточку тем Валеркой. Но я не могла растить детей в этой токсичной помойке. Мой долг – защитить их.
Иногда вспоминаю того Валеру – с тёплой улыбкой, терпением святого, заботой в глазах. И комок в горле. Но я смотрю на своих сорванцов и понимаю: я сделала правильно. Спасла их. И себя. Пусть даже ценой разбитой жизни и сердца, похожего на перегарный блин.
