После похорон мужа мой сын отвёз меня на окраину города и сказал: «Выходи здесь. Мы больше не можем тебя содержать». Но в сердце моём хранила я тайну, о которой они всю жизнь пожалеют
В день, когда мы хоронили мужа, моросил дождь. Маленький чёрный зонтик не мог укрыть одиночество в моей душе. Я держала свечу, глядя на свежую могилу влажную, ещё не успевшую просохнуть землю, и дрожала. Мой спутник почти сорока лет, мой Виктор, превратился в горстку холодной земли.
Но после похорон мне некогда было тонуть в горе. Старший сын, Дмитрий, которому муж безоговорочно доверял, тут же забрал ключи от дома. Годами раньше, когда Виктор был ещё здоров, он говорил: «Мы стареем, давай переоформим всё на сына. Если имущество будет на нём, он и отвечать за него будет». Я не возражала. Разве есть родители, которые не любят своих детей? Так дом, документы, все бумаги оказались на Дмитрия.
На седьмой день после похорон он предложил мне «прокатиться». Я и не подозревала, что эта поездка окажется ножом в спину. Автомобиль остановился на окраине Нижнего Новгорода, у остановки маршруток. Дмитрий холодно бросил: «Выходи. Мы с женой больше не можем о тебе заботиться. Теперь сама о себе думай».
В ушах звенело, в глазах темнело. Мне казалось, я ослышалась. Но его взгляд был твёрдым, будто он готов был вытолкнуть меня силой. Я осталась сидеть у обочины, возле ларька с пивом, с одним лишь пакетом вещей. Тот дом где я жила, растила детей, ухаживала за мужем теперь был его. Обратной дороги не было.
Говорят: «Муж умер остались дети». Но иногда дети это как их полное отсутствие. Собственный сын выбросил меня, как старую вещь. Однако Дмитрий не знал одного: я не была совсем беспомощной. В кармане у меня всегда лежала сберкнижка деньги, которые мы с Виктором копили всю жизнь, больше трёх миллионов рублей. Никто, даже дети, об этом не знал. Виктор часто повторял: «Люди добры к тебе, только пока у тебя что-то есть».
В тот день я решила молчать. Не стану унижаться, не открою свою тайну. Пусть Дмитрий и жизнь покажут, на что они способны.
Первую ночь после «изгнания» я провела под навесом у маленькой чайной. Хозяйка, тётя Люда, сжалилась надо мной и налила горячего чая. Когда я рассказала, что потеряла мужа, а дети меня бросили, она только вздохнула: «Нынче, сестрица, такое сплошь и рядом. Деньги для детей порой дороже материнской любви».
Я сняла крохотную комнатку в общаге, платя проценты с вклада. Была осторожна: никому не говорила, что у меня есть деньги. Жила скромно носила старую одежду, покупала дешёвый хлеб и гречку, старалась не привлекать внимания.
Много ночей я лежала на жёсткой кровати, вспоминая наш дом, скрип потолочного вентилятора, аромат чая, который варил Виктор. Воспоминания резали сердце, но я говорила себе: пока жива надо идти вперёд.
Постепенно я привыкла к новой жизни. Днём искала подработку на рынке: мыла овощи, таскала коробки, заворачивала покупки. Платили копейки, но мне было неважно. Хотелось держаться на ногах без подачек. В рынке меня прозвали «тетя Галя». Никто и не догадывался, что, вернувшись в свою каморку, я иногда доставала сберкнижку, смотрела на цифры и прятала обратно. Это был мой тайный якорь.
Как-то я встретила старую подругу тётю Нину. Увидев, где я живу, она пожалела меня и предложила работу в их придорожной забегаловке. Я согласилась. Работа тяжёлая, зато еда и крыша над головой. Теперь у меня было ещё больше причин хранить вклад в тайне.
Тем временем до меня доходили слухи о Дмитрии. Жил в большом доме с женой и детьми, купил новую машину, но просаживал всё в казино. Один знакомый шепнул: «Говорят, уже и документы на участок в залог отдал». Сердце сжалось, но я не позвонила. Он бросил мать у маршрутки мне нечего ему сказать.
Днём, когда я мыла пол в забегаловке, ко мне пришёл незнакомец. Одет хорошо, но лицо напряжённое. Я узнала его один из собутыльников Дмитрия. Он пристально посмотрел на меня и спросил: «Ты мать Дмитрия?» Я кивнула. Он наклонился ближе, голос стал жёстким: «Он должен нам миллионы. А теперь прячется. Если ещё любишь сына помоги».
Я онемела. Лишь усмехнулась в ответ: «Теперь я сама нищая. Чем могу помочь?»
Он ушёл злой. Но этот разговор заставил меня задуматься. Я любила сына, но и боль от его поступка не утихала. Он выбросил меня, как ненужный хлам. Теперь получал по заслугам разве это не справедливо?
Через несколько месяцев Дмитрий сам пришёл ко мне. Измождённый, с красными глазами, он упал на колени и зарыдал: «Мама, я ошибался. Я ничтожество. Спаси меня, хоть раз. Иначе моя семья сгинет».
Сердце колотилось. Воспоминания о ночах, когда я плакала в подушку, о том, как он оставил меня на улице, всё смешалось. Но я вспомнила и слова Виктора перед смертью: «Что бы ни случилось он наш сын».
Долго молчала. Потом медленно зашла в комнату, достала сберкнижку с тремя миллионами и положила перед Дмитрием. Взгляд мой был спокоен, но твёрд: «Это всё, что мы с отцом накопили за жизнь. Спрятала, потому что боялась растранжиришь. Теперь отдаю. Но запомни: если ещё раз предашь материнскую любовь хоть все деньги мира будут у тебя, голову поднять не сможешь».
Дмитрий взял книжку дрожащими руками. Рыдал, как под проливным дождём.
Я знала: может, он исправится, а может, и нет. Но как мать я выполнила свой долг. И тайна вклада наконец раскрылась как раз тогда, когда была нужнее всего.
