Я умоляла, но мама будто стала твердой, как гололёд во дворе зимой, молча кидала мои вещи в старый потрёпанный рюкзак, сунула мне горсть мелких рублей и выпроводила из родной хрущёвки. Всё, что помню из обычной жизни: мама, папа, я и дедушка Василий. Долго они жили мирно, по-русски иногда спорили, зато вместе за столом, пока мама, словно потухшая свечка, не перестала за собой следить, а папа вдруг нашёл себе новую любовь.
Отец влюбился в девушку помоложе, скоро она ждала ребёнка, а мама не простила измены и папа ушёл. Каждый из родителей строил своё счастье на чужой стороне, а для меня не осталось ни уголка. Мир становился странней будто река, которая уходит под землю: вот она пенится у ног, вот только пересохшее русло.
Когда я доучивалась в восьмом классе, мама привела домой молодого парня лет на десять моложе себя и я восстала. Потом стала дружить с такими же «тёмными лошадками»: пила дешёвое вино из пакета на детской площадке, обрезала волосы до корней и выкрасила их в ядовито-розовый. Мама будто и не замечала я была для нее прозрачной, как январский утренник на морозе. После девятого класса, в очередную ссору, она просто выставила меня за порог.
Мамина речь звучала как чужое эхо: «Взрослая стала. Я, как и твой отец, хочу счастья бери свой рюкзак, и иди к папе!». Я плакала, просила, но она больше не слышала ничего, только торопливо собирала мой скарб и выталкивала меня на лестницу, где пахло кошачьим кормом и разбитым временем.
Когда пришла к папе, он встретил меня ледяным взглядом: «Ты пойми: здесь всё жены моей. Она не пустит тебя ни на порог. Иди к матери, мирись». С этими словами он захлопнул дверь прямо у меня перед носом.
Мир тогда казался мне сном, где улицы растягиваются, поезда уходят не туда, куда нужно, а люди говорят загадками. Я взяла последние рубли, купила билет на поезд и уехала на север, в город-призрак среди снега. Поступила в техникум, закончила его, стала работать поваром в заводской столовой.
Время растягивалось, как тянущийся сыр я встретила парня, полюбила, мы поженились, вместе купили маленькую квартиру на окраине, где слышно, как ветра играют в желобах. Муж просил меня простить родителей. Он сам вырос в детдоме, никогда не знал материнских рук, и понимал, что такое быть сиротой не по своей вине.
Но я откладывала примирение как старую газету день за днём. Пока однажды муж не сказал: «Ты, Зинаида, счастливая у тебя хоть родители есть, а ты себя сиротой назначила гордостью. Никто не безгрешен, все люди. Пойди, найди своих, не будь такой каменной».
Мы поехали вместе в мой город, серый и холодный, как утро на Неве. Постучали в дверь; она открылась и там стояли мои постаревшие мама с папой, глаза в голос. Мама без слов опустилась на колени, тянула ко мне дрожащие руки: «Прости, доченька». В тот странный миг я поняла простила их давно, только самой себе не смела сказать.
Мы зашли, сели на чужой и всё такой же свой тахте, я представила мужа. А потом сказала, что у них скоро появится внук. Родители признались: помирились, когда начали искать меня вместе по забытым адресам и засыпающим дворам. Моя пропажа сблизила их крепче прочного льда.
Вторая папина жена, увидев, как тоскует он по прошлому, сама отпустила его. Вскоре она ушла к тому, с кем и обманывала отца. Папа жил в уверенности, что новый ребёнок его, а потом всё покрылось туманами: оказалось, женщина и сама толком не знает, чей он отец. После тестов выяснилось папа тут ни при чём.
Теперь они снова вместе, живут как в старой книжке: мама печёт пироги, папа чинит чайник, а я смотрю и все становится по-настоящему. Всё сбылось, как мне чудилось в детстве: мама с папой под одной крышей, и дом перестал быть чужим сном.
