Ещё помню тот рассвет, когда зазвонил телефон. Больничный номер. Сердце упало, ещё до того как я подняла трубку.
“Анна Сергеевна?” — голос медсестры был тихим, будто издалека. — “Простите… Ваш муж, Дмитрий… он не выжил.”
Колени подкосились. Вчера он ещё целовал меня в лоб, обещал вернуться к ужину. Я ждала до полуночи, убеждая себя, что пробки или срочная работа задержали его. Но не смерть.
А вот что случилось после — стало другой болью. Горькой, запутанной.
Дело в том, что у Дмитрия был сын — Артём — от первого брака. Когда мы поженились, ему было 17. Я старалась быть вежливой, но близости между нами не возникло. Он изредка навещал отца, а его сжатые губы и холодный взгляд говорили яснее слов — он меня не принимал. Я была младше Дмитрия, и в его молчании читалось осуждение.
Но Дмитрий любил его. Этого хватало, чтобы терпеть.
После похорон Артём пришёл ко мне с рюкзаком.
“Мать выгнала,” — пробормотал он. — “Можно пожить здесь?”
Я замерла. Мне 38, я только что похоронила мужа, денег нет, страховка ещё не выплачена. Дом, и без того пустой, теперь казался гробом. Зачем мне угрюмый 27-летний парень, который даже не здоровался при встрече?
“Прости, Артём,” — голос дрожал. — “Сейчас я не могу принять гостей.”
Он не спорил. Кивнул, глаза пустые. Развернулся и ушёл.
Больше я его не видела.
Десять лет пролетели, как туман.
Продала дом, переехала в маленькую квартиру, устроилась в библиотеку. Жила тихо, скромно. Пару раз пыталась встречаться с кем-то, но никто не заменил Дмитрия.
Иногда думала об Артёме. Закончил ли учёбу? Нашёл работу? Но отгоняла эти мысли — он взрослый, не моя забота.
А потом, спустя десять лет, всё перевернулось.
Началось с письма.
Чистый конверт без обратного адреса. Внутри — один листок.
“Вы, наверное, меня не помните. Я — Ольга, социальный работник. Помогала Артёму Игнатьеву после смерти отца. Он часто вспоминал вас.”
“Хочу сообщить, что Артём скончался на прошлой неделе. Во сне. Остановилось сердце. Ему было всего 37.”
“Жизнь у него была нелёгкая, но он вас не винил. Говорил, что понимает вашу боль. Просто хотела, чтобы вы знали.”
Я сидела, сжимая письмо, пока пальцы не онемели. Сердце билось так, будто хотело вырваться.
Артём… умер?
Он был таким молодым. Даже в своём угрюмом молчании в нём чувствовалась жизнь.
А потом… вина.
Давящая, удушающая.
Не спала всю ночь. Утром обзвонила все возможные номера, нашла Ольгу, умоляла рассказать больше.
Она согласилась встретиться в кафе.
“Сначала жил в приютах,” — сказала она, помешивая чай. — “Потом устроился уборщиком. Тихий, никогда не жаловался. Носил в кошельке фотографию отца.”
Я моргнула. “Дмитрия?”
Ольга кивнула. “Говорил, что только отец в него верил. Скучал по нему каждый день.”
Глотать было больно.
“А… обо мне? Он что-то говорил?”
Ольга потупила взгляд. “Жаль, что всё так вышло. Но не держал зла. Говорил, горе меняет людей.”
В ту ночь я рыдала, как не рыдала годами.
Через неделю Ольга позвонила снова.
“Артём оставил после себя камеру хранения. Там кое-что, что вам стоит увидеть.”
Доехала за два часа.
Камера была крошечной, как чулан. Внутри — две коробки, пара книг и тот самый рюкзак.
В рюкзаке лежала тетрадь.
Я села на холодный бетонный пол и открыла её.
18 августа
Не пустила. Понятно. Она только потеряла отца. Я — ходячее напоминание.
3 сентября
Устроился ночным уборщиком. Не блеск, но стабильно. Коплю на съёмную комнату.
25 декабря
Первый Новый год без отца. Оставил цветы у нашего старого дома. Надеюсь, с ней всё хорошо.
22 марта
Сдал экзамены. Хотел написать ей. Передумал — не хочу мешать.
9 июля
Повысили до начальника смены. Иногда представляю, как отец бы мной гордился. Эта мысль греет.
4 октября
Она, наверное, уже забыла. Пусть живёт спокойно. Но мне бы хоть раз попрощаться.
К последней странице слёзы размыли чернила.
Как я могла быть такой слепой?
Думала, что защищаю себя… а бросила того, кого любил Дмитрий. Того, кто просто хотел быть рядом.
Устроила скромные поминки для Артёма.
В маленькой церкви, пригласила Ольгу, его коллег, людей из приюта. Сказала несколько слов, прочла отрывки из дневника. Люди плакали.
Он оставил след в сердцах больше, чем я думала.
Позже, на кухне, я сжимала тетрадь.
“Прости, Артём,” — шёпотом сказала я. — “Я не знала. Надо было попытаться.”
Это не вернуло его. Но стало началом чего-то нового.
Исцеления.
Через неделю записалась в волонтёры в приют для подростков. Слушала их истории. Следила, чтобы никто не чувствовал себя лишним.
Это было меньшее, что я могла сделать.
Иногда мне снятся Дмитрий и Артём.
Они вместе, смеются. Артём больше не тот угрюмый парень — он светится. Счастлив.
А Дмитрий оборачивается ко мне и улыбается.
Словно говорит: “Ты нашла правду. И любить никогда не поздно.”
