Мой сын был моей опорой и единственной отрадой. Но после свадьбы между нами выросла стена.
Никогда бы не поверила, что родная кровь способна так переродиться под чужим взглядом. Мой Дмитрий, свет очей моих, всегда был отзывчивым, совестливым, готовым подставить плечо. Таким я растила его, таким он оставался даже взрослым. До той поры, пока не привела в дом Светлану. Раньше мы жили душа в душу: встречались каждую неделю, часами болтали за чаем, делились горестями и смеялись до слёз. Не лезла в его дела — знала меру. Но всё рухнуло, когда появилась она.
На свадьбу молодые получили от её родителей однокомнатную в центре Екатеринбурга — свежий ремонт, евроокна. Сын показывал фото: паркет блестит, кухня-студия, лампа под старинный фонарь. После смерти мужа у меня остался лишь недостроенный дом на окраине да горсть бабушкиных украшений — кольца с аметистами, сапфировые серёжки. Отдала всё Светлане со словами: «Перепродавайте, если надо». Хотела помочь, как мать.
Но невестка… Ножиком по стеклу. Заметила, как она пересчитывала конверты с рублями после свадьбы — глаза горели, словно на аукционе. С одной стороны, расчётливость — не порок, но с такой свекровью надо держать карман шире. Нынешние девушки — как сороки: блеск золота манит, а коли муж перестаёт сыпать подарками — крылья расправляют да улетают, оставив пепелище. Страшно за Дмитрия — сердце ноет, будто камень на дне.
Через полгода Светлана объявила: «Детей заводить не будем. В однушке тесно, а на ипотеку не потянем. Дима ведь пока простой менеджер». Говорила о трудностях, но в интонациях слышался холодный расчёт. А я живу в доме, который муж начал строить перед смертью. Стены без штукатурки, зимой сквозь щели свистит ветер — пенсии на дрова не хватает. Тут невестка и предлагает: «Продай развалюху, купи хрущёвку, остальные деньги — нам на взнос. Тогда и о внуках подумаем».
Понимаете? Хотят, чтобы я, старуха, ютилась в конуре, а они прикарманили разницу. А там, глядишь, и эту клетушку отнимут — упекут в дом ветеранов. Сначала даже думала согласиться — если б помогали хоть сотней в месяц. Теперь же? Ни за что! Со Светланой каши не сваришь — подложит свинью при первой возможности.
После тех разговоров Дмитрий заезжал пару раз. Втихаря уговаривал: «Тебе одной в таком доме тяжело. Квартира надёжнее». Не сдавалась: «Через пять лет район станет центром, продавать сейчас — выбросить деньги на ветер». Предложила обмен: они переезжают ко мне, а я — в их однушку. Всё равно же площадь одинаковая! Но Светлана надулась — ремонт её не устраивал, хотела готовое. Удобство важнее выгоды.
А потом слегла. Температура, ломота, голос осип. Умоляла сына привезти хоть супу, купить «Фервекс». Раньше он бы сорвался с работы, а теперь? Пришёл через сутки, швырнул на стол пачку «Цитрамона» — срок годности стёрт, видимо, с аптечной полки достал. Сварил растворимый бульон, хлопнул дверью. Выручила соседка Галя — принесла борщ, лекарства. А если б не она?
Мой мальчик был моим солнцем. Я верила ему, как себе. Но женитьба всё переломила. Мы стали чужими, будто нас разделили колючей проволокой. Он — плоть от плоти, последняя нить с миром, но теперь его душа — у неё. Светлана встала меж нас, и я осталась за этой стеной — с пустотой вместо сердца. Сознаю: прежней близости не вернуть. Пришёл час выбора — мать или жена. Ответ ясен. А душа всё ждёт — вдруг опомнится, вспомнит руки, качавшие его в колыбели. Но надежда тает, как узор на зимнем стекле.
