**Сон в русской глубинке**
— Убью, стерва!
Иван колотил кулаками в дверь дома, а собравшиеся соседи уговаривали его:
— Вань, ну что за безобразие? Опять завтра прощения просить будешь! И не стыдно? Двое детей, Людка твоя — золото, ни разу тебе повода не дала, а ты позоришь и себя, и ее!
Ваня обернулся к калитке:
— Вам кино, что ли, надо? Разошлись тут! Идите по домам!
Но народ не расходился. Соседка Матрёна покачала головой:
— Ваня, ну чего разбушевался? Должна ж быть причина?
— Причина? Да Людка и есть причина! Я к ней всей душой, а она? Всем улыбается, дверь на замок, а кто у нее там?
Иван сполз с крыльца, рухнул на лавку. Говорил усталым, плаксивым голосом — слушать такое от здорового мужика было странно и противно.
Матрёна смягчила тон:
— Зря ты на жену-то грязь льешь… Хорошая у тебя баба. Честная.
Иван уже почти шёпотом пробормотал:
— Не любит она меня, тёт Мотя… Я — деревенский, она — городская, вот и смотрит налево…
— Дурак ты, Ваня… Дурак редкий…
Но Иван уже не слышал. Голова упала на грудь, сон сморил его. Матрёна легонько подтолкнула его, кто-то сунул под головы картуз, и Ваня растянулся на лавке.
— Ну, всё. Пока не проспится — не поднимется.
***
Пятнадцать лет назад Иван уехал в райцентр учиться на экскаваторщика. Деревня тогда росла, дома строились. Говорили, мол, ещё немного — и можно будет статус менять, селом зваться. Шутка ли — столько дворов! И пусть без многоэтажек, пусть удобства во дворе, зато народ — не городской шумный, а свой, родной.
В колхозе была своя строительная бригада. Раньше домики для специалистов ставили, а тут замахнулись на клуб. Не на какой-нибудь сарай — свой-то у них был, в старом доме. А каменный, двухэтажный, с кружками для ребятни.
И экскаватор свой имелся, и техники хватало, да только кадров не было. Водители, трактористы — есть, а вот спецов такого уровня — нет. Выбрали Ваньку да Петьку с другого конца деревни — и отправили на учёбу.
Ванька и Петька никогда не ладили. А всё из-за девчонок — на одних и тех же глаз положили. Даже морды друг другу накостыляли пару раз.
В городе их поселили в одну комнату — хочешь не хочешь, а общаться пришлось. Петька сразу заявил:
— Мне бы городскую найти, чтоб тут остаться.
Иван удивился:
— Как так? Хозяйство за тебя платит, а ты сбежишь?
Петька фыркнул:
— Ты дурак, Вань. Все так делают. Что в деревне ловить?
Иван только усмехнулся:
— Ну да, ждут тут тебя, красавца…
Через три дня Иван увидел Петьку с девушкой. Увидел — и сердце в пятки ушло. Влюбился сразу, как только Людку заметил.
Вечером спросил у Петьки:
— Кто это с тобой была?
— А, Людка. Городская, с бабкой живёт, значит, жильё скоро освободится.
— Втюрился, что ли?
— Да ты што? Палка-палкой, я покруглее люблю…
Иван тут же врезал ему. Потом ещё раз. Петька кровь с носа вытер и усмехнулся:
— О, ты, видать, запал… Ну смотри, как я на ней женюсь, потом гулять буду направо и налево, а она меня дома ждать будет!
На следующий день Иван проследил за Петькой. Увидел, как тот обнял Людку за талию — и ринулся вперёд.
Выложил ей всё про Петькины планы. Людка смотрела то на него, то на Петьку, потом махнула рукой:
— Да идите вы… — и ушла.
Они с Петькой снова подрались. В тот же день Петька переехал в другую комнату. А Иван день и ночь караулил Людку.
Девушка сначала делала вид, что не замечает. А через две недели остановилась:
— Долго ты, как тень, ходить будешь? Может, в кино сходим?
Он увёз к себе в деревню не только Людку, но и её бабку. Бабка умерла через десять лет, к тому времени у них уже двойня подрастала.
Иван для семьи землю рыл готов был. Дом поставил — забор такой, что вся деревня ахала. У пацанов — лучшие велосипеды. Людка фельдшером работала. Он с неё пылинки сдувал.
А год назад случилось немыслимое. В деревню вернулся Петька. Видимо, городская жена ему чемодан собрала — и на все четыре стороны.
Как только Иван об этом узнал — пришёл домой чёрнее тучи. Людка испуганно спросила:
— Ваня, что случилось?
Он достал бутылку, налил, выпил. Людка отпрянула — она никогда не видела его пьяным. А пил он раз в год, на Пасху.
Иван мрачно посмотрел на неё:
— Петька вернулся.
Людка нахмурилась.
— Какой Петька?
— Тот самый, с которым ты…
Людка рассмеялась:
— А, этот… Что, в городе не прижился?
Потом стала серьёзной:
— Ну и что?
— Вот что, Люд… Если что узнаю — убью!
Людка брови подняла:
— Ваня, что ты несешь?
— Потом поймёшь!
С того дня покоя в доме не было. Трезвый Иван каялся:
— Дурак я, Люд… Прости…
Людка прощала. Но не проходило и месяца — как он снова напивался, и всё по новой. С каждым разом скандалы становились громче. Но пальцем он её никогда не тронул.
***
Утром Иван очнулся в сенях. Видимо, от комаров сюда забился. Попытался вспомнить вчерашнее — и схватился за голову.
— Чёрт… Опять…
Осторожно выглянул — во дворе никого. Часов семь, не больше. Короткими перебежками рванул к дому.
Людка сидела за столом. Пацаны — испуганные, притихшие — на диване. Посреди комнаты — огромный чемодан и два узла.
— Люд, это чего?
— Это, Ваня, наши вещи. Больше так жить не буду. Уезжаем. В город.
Иван почувствовал, как хмель моментально испарился.
— Люд, ты что? Ну выпил я, погорячился…
— У тебя, Ваня, весь последнийОн упал на колени перед ней, обнял её ноги и прошептал: “Прости, Людка, я больше не могу без вас…” — и она, глотая слёзы, опустила руку на его взъерошенные волосы, потому что сердце женщины, особенно русской, прощает даже то, что непростительно.
