« Позднее пробуждение свекрови »
Когда никого не осталось, моя свекровь вдруг вспомнила о нас. Но слишком поздно
Прошло уже больше десяти лет, как я живу с Иваном. Я вышла за него в двадцать пять. Он не единственный сын: у него есть два старших брата, оба давно устроенные карьеры, дома, семьи. Идеальная картина, как говорят. Их мать, Галина Соколова, женщина с характером, не из тех, кто прячется за чужими спинами. Она одна подняла троих сыновей, ни разу не сломавшись.
С самого начала помолвки я почувствовала её неприязнь ко мне. Ничего явного, но всё читалось в её молчании за столом, косых взглядах, «забытых» нарочно вещах. Я делала вид, что не замечаю. Может, я не оправдала её ожиданий? Может, она не хотела отпускать младшего сына?
Ведь Иван был её опорой. После отъезда старших он остался помогать: продукты, врачи, документы. А потом появилась я. И её жизнь перевернулась.
Я пыталась завоевать её сердце. Готовила сложные блюда, звала на праздники, подбирала подарки. Даже пыталась называть её «мамой», но слово застревало в горле. Она оставалась холодной, и я чувствовала себя чужой в этом семействе.
Когда родился наш сын Даниил, Галина стала чаще приходить. Кратковременная передышка: как только старшие подарили ей других внуков, наш ребёнок стал невидимкой. Новый год она проводила у них, звонила им каждую неделю, а нас отодвигала в сторону. Хуже всего? Она «забывала» о моём дне рождения, если только Иван не напоминал. Ни звонка, ни открытки. Сначала я страдала, потом смирилась: не всем дано иметь две матери.
Годы летели. Жизнь была скромной, но достойной. Родилась наша дочь Алина. Иван работал, я занималась детьми. Свекровь оставалась где-то на краю нашей жизни та же дистанция, редкие визиты. Мы не настаивали.
В прошлом году умер её муж. Удар сломал её. Врачи, антидепрессанты, диагноз «старческая депрессия». Старшие сыновья приехали один раз, оставили продукты и пропали. Мы навещали её в её московской квартире не часто, но чаще них.
А потом, в середине декабря, она позвала нас на праздничный ужин. «Вы мне нужны», прошептала она. Я согласилась, несмотря на всё. Нельзя бросать слабого.
Я готовила закуски, наряжала стол, а она вздыхала на диване. «Алексей и Дмитрий придут?» спросила я. Она пожала плечами: «А зачем?»
Близился полночь. Вдруг она выпрямилась: «Сядьте. У меня предложение». Голос дрожал. «Я просила других невесток взять меня к себе. Они отказались. Так что переезжайте сюда. Взамен оставлю вам квартиру».
Шок. Все эти годы равнодушия А теперь, когда другие её бросили, она обратилась ко мне? Как будто трёшка в Москве может стереть двадцать лет холода?
Иван пообещал подумать. В машине я не выдержала. Без крика, но с дрожью в голосе:
«Послушай, я не святая. Не буду жить с той, кто двадцать лет делала вид, что меня нет. Кто ни разу не пришла на школьный концерт внуков. Эта внезапная «любовь» Она просто боится умереть одна. Но почему мы должны расплачиваться за то, что она нам недодала?»
«Это моя мать» пробормотал он.
«Мать это та, что поддерживает. А не выбирает любимчиков. Она вычеркнула нас из своей жизни. Пусть теперь обращается к тем, кого предпочитала».
Он молчал. Я знала, как ему больно. Но он меня понял.
Мы больше не приезжали на Тверскую. Пару ледяных звонков. Она упрекает нас в чёрствости. А я думаю: на что она вообще рассчитывает? Что квадратные метры купят улыбку?
Нет. Достоинство не продаётся. Если ты никто в светлые дни, не жди, что станешь щитом в тёмные.
Это не месть. Просто горький урок: выбирай тех, кто выбирает тебя.
