—Пожалуйста, всего 500 рублей, — умолял мальчик, глядя на босса в блестящих ботинках.
Я не тот человек, которого легко отвлечь. Мои дни расписаны по минутам: совещания, сделки, офисы с мраморными полами и дорогим кофе. В то морозное утро я заглянул в любимую кофейню перед важным заседанием, где решалось, поглотит ли моя компания очередного конкурента.
Но не заметил мальчишку.
Только когда маленькая тень упала на мои начищенные ботинки, я оторвался от телефона.
—Извините, дяденька, — прозвучал тонкий голос. Я раздражённо поднял взгляд. Передо мной стоял мальчик лет восьми, в пальто на вырост и разноцветных варежках.
—Ничего не покупаю, — буркнул я, снова уткнувшись в экран.
Но он не ушёл. Опустился прямо на снег, достал коробку с ваксой и щёткой.
—Пожалуйста, всего 500 рублей. Я вам ботинки до блеска начищу.
Я приподнял бровь. В городе полно попрошаек, но этот был настойчив — и странно вежлив.
—Почему именно 500? — спросил я, против воли.
Мальчик поднял глаза. В них читалась такая отчаянная надежда, что у меня комом встало в горле. Щёки у него были обветренные, губы потрескались от холода.
—Это для мамы, — прошептал он. — Она болеет. Нужны лекарства…
Я сжал челюсть. Жалость — удел слабых.
—Есть приюты, благотворительность. Иди туда.
Но он не сдавался.
—Я не нищий. Я работаю. Посмотрите, ваши ботинки в пыли. Сделаю так, что ваши богатые друзья обзавидуются.
Я усмехнулся. Абсурд. Огляделся — люди в кофейне делали вид, что не замечают эту сцену. У стены сидела женщина в рваном пальто, склонив голову.
—Как тебя зовут?
—Ваня.
Я вздохнул. Посмотрел на часы. Ладно, пять минут.
—Хорошо. 500. Но если сделаешь плохо — иди к чёрту.
Глаза у Вани загорелись, как ёлочные гирлянды. Он тут же принялся за дело, ловко водя щёткой. Я смотрел на его худые пальцы, на голову с растрёпанными волосами, и что-то сжималось внутри.
—Часто этим занимаешься?
—Каждый день. После школы. Мама раньше работала, но теперь не может. Если не куплю лекарства сегодня…
Я посмотрел на женщину у стены.
—Это твоя мама?
Ваня кивнул.
—Да. Но не подходите. Она не любит просить помощи.
Закончив, он откинулся назад. Ботинки сияли, как зеркало.
—Не врал. Молодец.
Я достал кошелёк, вынул тысячу.
—Возьми.
Но он покачал головой.
—Договорились на 500.
—Бери тысячу.
—Мама говорит — нельзя брать лишнего.
Я смотрел на этого худющего мальчишку, который в снегу держался, как взрослый.
—Ладно. Остальное — вперёд за следующий раз.
Лицо Вани озарилось улыбкой. Он побежал к маме, сунул ей деньги. Она подняла глаза — усталые, но благодарные.
У меня защемило в груди.
Я собрался уходить, но Ваня догнал:
—Спасибо! Завтра приду снова — бесплатно!
И исчез в метели, обняв маму.
Я стоял, глядя на свои начищенные ботинки, и думал: когда же мир стал таким холодным?
А вечером, в пентхаусе с видом на заснеженную Москву, не мог уснуть. Вино в хрустале, ужин от шефа — но глаза Вани не давали покоя.
Наутро я снова пришёл в ту кофейню. Ваня сидел рядом с матерью, уговаривая её выпить чай.
—Дяденька! — он вскочил. — Хотите, ещё раз начищу?
Я посмотрел на женщину. Она была ещё бледнее.
—Ваня… а если ей не станет лучше?
—Меня заберут. А я должен быть с ней.
Я сжал кулаки.
В тот день я впервые за 15 лет пропустил совет директоров. Нашёл частную клинику, вызвал скорую. Ваня не отпускал её руку.
Пневмония. Истощение. Врачи боролись.
Я не ушёл до ночи. Ваня дрожал в коридоре, борясь со сном.
—Вам не обязательно здесь быть, — прошептал он.
—Есть вещи поважнее. Например — ты.
Грация (так звали мать) поправлялась медленно. Я оплатил всё: лекарства, сиделок. Когда она очнулась, попыталась спорить:
—Зачем вам это?
У меня не было ответа.
Я снял им квартиру рядом. Первую ночь Ваня проспал на новом диване — босой, впервые за долгое время.
—Ваши ботинки опять грязные, — шутливо сказал он, зевая.
Я рассмеялся.
—Завтра.
Прошли месяцы. Я привозил им еду, книги, одежду. Иногда, когда Ваня делал уроки у моих ног, во мне что-то оттаивало.
—У вас есть мама? — спросил он как-то перед сном.
—Была.
—Ей кто-нибудь помогал?
Я промолчал.
—Тогда я рад, что вы помогли моей.
Через год, уже весной, я сидел на ступеньках у Ваниной школы. Он, подросший, чистил мои ботинки — скорее по привычке.
—Всё ещё лучший, — ухмыльнулся я.
—Обещание есть обещание, — ответил он.
Грация махала нам через дорогу — сильная, улыбающаяся.
Иногда самое ценное — не то, что покупаешь за деньги, а то, что даришь просто так.
И никакие часы за миллион не заменят одного — сердца, которое помнит, откуда оно родом.
