Зазвонил телефон. Неизвестный номер. Я ответила, не раздумывая, руки ещё были мокры от мытья посуды.
Добрый день, Анна Петровна? спросил женский голос, молодой, спокойный, с лёгким акцентом из Прибалтики.
Да, слушаю.
Не кладите трубку Это важно. У меня ребёнок от вашего мужа.
Сначала я подумала, что слышала неправильно. Затем что это шутка. А потом всё тело сжалось от холода. Я уперлась в столешницу, чтобы не упасть.
Что вы сказали? прошептала я.
Сергей водитель грузовика. Часто ездит в Германию. Мы встречались более года. Я думала, он одинок.
Она говорила медленно, как будто готовилась к этому разговору долго. Каждое слово ударяло, как молоток. Мой муж тот же Иван, который вчера вечером прислал SMS: «Задержусь, разгрузка затянулась» в то время у него была вторая семья.
Малыш уже семь месяцев, сказала женщина. Я не прошу денег. Хочу, чтобы вы знали.
Телефон выпал у меня из рук. Стеклянный звук разрезал тишину, словно треск. Я посмотрела на кухню, на наше общее фото на холодильнике, и почувствовала, как рушится вся моя жизнь.
Не помню, сколько я сидела на полу, прислонившись к шкафу. Время будто остановилось. В голове эхом звучало одно предложение: «У меня ребёнок от вашего мужа». Я повторяла его в мыслях, будто так могу избавиться от его смысла, но каждое повторение болело всё сильнее.
Вечером позвонил Сергей. Голос, как обычно, спокоен.
Всё уладилось, завтра возвращаюсь. Что привезти? спросил, будто разговаривает с приятелем.
Я замерла. На мгновение хотела ответить: «Привези правду». Вместо этого шепнула:
Приедьте. Нужно поговорить.
На следующий день он приехал. Грузовик остановился у дома, а я смотрела в окно, как он выходит усталый, не подозревающий, что этот дом уже не его. Он вошёл, обнял меня рефлекторно. Я оттолкнула его.
Мне позвала женщина из Германии, сказала я. Она сказала, что у неё ребёнок от тебя.
Кровь будто стекла с его лица. Он не стал отрицать. Сел, несколько секунд смотрел в пол, потом заговорил.
Я не хотел, чтобы ты узнала так. Это была ошибка. Всё вышло из-под контроля. Голос дрожал. Всё началось с лёгкой знакомости: кофе, разговор на парковке. Иногда человеку просто нужно, чтобы его выслушали.
А потом ты её оплодотвориал, резко прервала я. Хватит.
Он замолчал. Не нашёл оправдания.
Она не знала, что я женат, добавил он спустя мгновение. Когда она забеременела, я сказал, что всё уладим, возьму кредит, помогу. Но… я не смог. Не знал, как ей всё объяснить.
Гнев сменился холодом. Я смотрела на него и ощущала пустоту. Того же человека, с которым прожила более двадцати лет, я видела сквозь стекло.
Почему? наконец спросила я. У нас ведь было всё.
Именно поэтому, ответил он тихо. У нас было слишком много рутины, слишком мало нас самих.
В тот момент я впервые поняла, что измена не всегда рождается от страсти. Иногда она появляется из тишины, из отсутствия разговоров, из несказанных лет. Но это не значит, что болит меньше.
Он вышел из кухни, оставив за собой запах холодного воздуха и бензина. Двери захлопнулись, и я опустилась на стул. В доме воцарилась тишина. На столе стояла его чашка, ещё тёплая. На мгновение захотела её бросить, разбить, уничтожить всё, что напоминало о нём, но лишь отодвинула в сторону.
На следующий день он не позвонил. И больше не прозванивал. Затем пришло SMS: «Надо всё обдумать. Пожалуйста, не закрывай дверь». Я не ответила.
Вечером открыла ноутбук. Нашла её профиль. Молодая, обычная. На фото она держала ребёнка мальчика с тёмными глазами, так похожими на Сергея, что сердце сжалось, будто бы в кулак.
Не могла отвести взгляд. В тот момент дошло до меня, что её боль отличается от моей, но она реальна. Она тоже жила в обмане. Она была частью той же истории, которую он написал без нашего согласия.
Я закрыла ноутбук. Не заплакала. Слёз уже не было. Ощущала лишь огромную усталость, будто все эти годы упали на меня одновременно.
Прошло две недели. Дом стал слишком тихим, а кровать слишком широкой. Сначала ждала, что он позвонит, приедет, появится в дверях с тем взглядом, который всегда разбивал любой гнев. Но он не пришёл. Вместо этого пришло письмо обычный конверт, его почерк, неряшливый, будто написанный в спешке.
Я не прошу прощения, начинал он. Я лишь хочу, чтобы ты знала, что не планировал этого. Не хотел вести двойную жизнь. Всё случилось. Стыдно, что не хватило смелости сказать правду. Ребёнок мой. Я помогу им, но не хочу их жизни. Хочу вернуться, если ты позволишь.
Я читала письмо несколько раз. Каждое предложение звучало иначе то как раскаяние, то как отговорка. Не знаю, что болело сильнее: слова «ребёнок мой» или «хочу вернуться». Ведь как возвращаться туда, где сам себя сжёг?
Через несколько дней он появился. Стоял в дверях, худой, с седыми прядями у висков. Смотрел на меня тем же взглядом, которым когдато завоёвывал мир. В руках держал сумку, будто готовый к любой схватке.
Я знаю, что не заслуживаю, сказал он. Но без тебя я не умею жить.
Я не ответила. Пусти́л его внутрь. Он сел за тот же стол, за которым мы всегда пили утренний чай. Мы долго молчали. Затем я спросила:
А она?
Знает, что я вернулся домой, тихо ответил он. Не хотела меня удерживать.
Разговор не привёл ни к чему. Ни к решению, ни к обещанию. Оставилась лишь пустота, нависшая между нами, как нечто, что нельзя назвать.
С тех пор мы спим в разных комнатах. Он всё ещё готовит, убирает, чинит мелочи, которые раньше не замечал. Я учусь жить с мыслью, что не всё можно собрать заново, как бы сильно ни хотелось.
Иногда, гасну свет вечером, думаю о том ребёнке мальчике с глазами Сергея. Интересно, узнает ли он когданибудь своего отца. Сумею ли я простить его, прежде чем он сам простит.
Не знаю, смогу ли я ещё любить того человека. Но ясно, что жить в лжи я больше не в силах. И хотя это больно, это начало чегото настоящего.
