Где-то на окраине мира, где зимой только белые медведи дают покой, а летом надоедливый мошна, затерян тихий рабочий поселок.
Дома здесь — сплошные бетонки, будто кто-то хаотично выбросил их среди таёжных дебрей. Пятидесятые годы, страна идет в светлое будущее семимильными шагами, а тут, кажется, время застыло, как жук в янтаре. Все крутится вокруг лесопильного комбината — там и стар, и млад работают, не покладывая рук. Живут не богато, но и не голодают — северные надбавки не бросишь.
А в одной из серых бетонок, на первом этаже, обитает семья Светлых. С виду — типичная советская семья, каких десятки. Но стоит переступить порог их квартиры, и попадаешь в царство Скупердяя, где каждая копейка на счету.
Глава семейства, Антон Александрович Светлый — фигура не из легких. Высокий, жилистый, с нависшими бровями — вот такой шаблонный скряга, только без золотых слитков и в комбинезоне. В лесопилке он мастер, там его уважают — рука стальная, глаз прозорливый. Но дома… Эх, превращается он в настоящего Плюшкина.
Однажды, бухнув лишку, сосед Валентин сказал ему:
«Антон, ты бы хоть улыбался, а то лицо треснет»,
и неделю все от него не слышали — наверняка на улыбках копил.
А его жена, Елена Антоновна — полная противоположность. Говорят, раньше была красавицей, пела в ансамбле, вальсы прыгала. Теперь — тихая мышка, шепчет, прячется в углах. Ворчит в бухгалтерии — идеальный спутник для скряги.
Сын их, Илья, в свои двенадцать уже понимает, что в их семье что-то не то. Понятливый, но напряженный — все старается избегать отцовских глаз. А то опять начнется: «Копейка рубль бережет! И ты, дурачок, все не понимаешь!» И каким-то палочками по столу — тук-тук, будто покрывала гвозди заколачиваются.
Соседи шушукаются: мол, совсем переметнулся Антон Светлый. Вон Жирковы телевизор приобрели, Петровы ковер повесили, а у этих в подвале даже мешок картошки стоит. Впрочем, шаром покати, разве что.
Зато в подсобке стоит сундук с гигантским замком — будто там монеты Николаевской эпохи спрятаны. А внутри — спичницей стоит крупа, картошка как по рецепту.
Так живут Светлые — за семью замками, в клетке, спорошей зажималки.
И не понимает Антон Александрович, что самое ценное — семейное счастье — утекает сквозь пальцы, как песок в дешовой кармашке.
Утро в семье Светлых начинается в один час. Ровно в шесть Антон Александрович вываливается из кровати и тащит в подсобку свой засекреченный сундук. Звон ключей будит Елену Антоновну и Илью.
«Мать, иди сюда!» — громко командает он.
Елена, наматывая халат, летит в подсобку. Илья, вприсядочку из-за двери, наблюдает за это ритуалом.
«На, держи. Сегодня гречка. Две ложки — тебе, три — мне, одна — пацану. Ясно?»
«Ясно, Антоша», — шепчет Елена.
«Картошки полкило, не больше. Получай, не завидуй.»
«Все, Антоша», — соглашается она покорно.
Потом Антон Александрович лезет к окошку, где стоит самодельный холодильник — деревянный ящик, врещёный в стену, с дверцей на улицу, тоже под замком.
«Масла только на сковородку. Хлеб — пустой.»
«Хорошо, Антоша», — снова смиренно выдает Елена.
Илья прижимает кулаки, чувствуя, как внутри все бурлит. Но молчит — знает, что любое возражение увесисто долбанет.
В школе Илья старается не мужикаться, на свечечки не бегать. И на дни рождения одноклассников не ходит, мол, занят.
«Зачем тратить на подарки?» — сердит отец. «Друзья — роскошь. Руководство бери у меня. Проживешь — поймешь.»
Мальчик все больше прячется в себя. Единственное спасение — библиотека, там книги бесплатные.
Однажды Илья приносит домой котёнка, собаченого на морозе.
«Ты что, совсем схулил?» — зашипывает отец. «На корм я ж копирую обеды?»
«Я меньше съем, — тихо шепчет мальчик. — Не навредит.»
«Вываливай на улицу!» — рявкает.
Елена Антоновна молчит, пока сын орудуя слезинками, гонит котёнка в ветер. В этот миг она понимает, что теряет сына.
Вечером, когда Илья уже спит, Елена решается поговорить с мужем.
«Антоша, может, хватит так жить?» — шепчет она. «Мы же не хуже остальных.»
Антон Александрович, извлекая из кармана пачку сигарет, глядит на неё с угрозой.
«Ты чего хочешь?» — спрашивает он.
«Для мальчика куртка, ботинки. Растет он уже.»
«Перебьется. Подрастет.»
«Но в школе над ним всеми насмехаются! Не хочешь, чтобы сын стал посмешищем?»
Избранник резко встает, нависая над женой.
«Учить меня?» — шипит он. «Я вожак, а не ты. Во мне он видеть должен, что значит держать обещания!»
«Но ты его губишь! — восклицает она. — Скрябой стал, как ты сам.»
Слово — и по щечке — треск, и Елена, зажав рукой горячую рану, тихо удается в спальню.
Под его дверкой спит Илья, услышавший разговор.
Гада Пришло. Илья оканчивает школу, поступает в техникум в соседке. Желает экономить каждую копейку, как школу заправил.
Однажды сосед по комнате, Витя, предложил в кино:
«Денег нет, — бурчит Илья. — На стипендию обчищать не буду.»
«К тыд, — смеется Витя. — Воротилы ты в прошлой неделе получал.»
«На черный день.»
«Чего-че? — рассмеялся. — Тебе двадцать! Не роняй, а хватай!»
Но Илья непреклонен. Сидит вечерами в койке, проверяет накопления, пока другие народишься.
Гада заглядывались на высокого, симпатичного парня, но Илья избегал.
«Девушка — копейки, — говорил он себе, — ветер по лбу.»
Однажды в технике появилась новая — Оля. Веселая, живая, тут же всех заворожила. Но почему намоталась на Илью?
«Привет! Ты чего такой суровый?» — спрашивает она после урока.
«Нормальный, — бурчит он, но внутри что-то дрогнуло.»
«Пойдем в кафе, я угощаю!»
«В кафе? Зачем деньги тратить?» — удивлён Илья.
Оля смеётся: «А как еще знакомиться?»
И вдруг Илья соглашается. Первый раз в жизни тратит деньги на развлечения. И этот вечер перевернуло жизнь.
Свадьбу играли скромно, по настоянию Ильи. Оля не орала — думала, временно.
Первые дни были светлыми. Но скоро ей стало ясно:
«Милый, купим занавески?» — как-то спрашивает она.
«Зачем? И так нормально.»
«Но красиво будет!»
«Красота — деньги, зря тратить.»
Оля вздыхает — не понимает, что происходит с ее веселым человеком.
Полгода семейной жизни — и маска срывается.
«Илья, разговор важен.» — говорит она вечером.
«О чем?» — настороженно.
«О нашей жизни. Почему мы, как чумные?»
«Денег копим.»
«А на что? На гроб?» — восклицает Оля. «Молоды, надо жить сейчас!»
«Вот ты как заговорила, — нахмурился. — Отец всегда говорил…»
«К черту твоего отца! — перебивает. — Не хочет ли ты быть как он, оруженосцем дешевых вещей, в вечной тесноте?»
«Не смей так!» — кричит Илья.
Оля вскакивает, почти опрокидывает стул.
«Ах, так? — она сверкает глазами. — Не смей ко мне приставать, как к дешевому месту! Я, между прочим, живой человек. Есть мечты, желания. Хочу жить!»
«Жить? — фыркает Илья. — А на какие шиши спроси?»
«Господи, — вздыхает она. — Деньги — средство, а не цель! Мы молоды и здоровы. Неужели нельзя хоть раз позволить себе что-то?»
Илья молчит, зажав зубы. А Оля резко оседает, словно разрядилась.
«Знаешь, — тихо говорит она, глядя в пол, — Я не про шубы и бриллианты. Хотела бы время от времени в кино сходить, мороженое купить. Почувствовать, что живём, а не корпим.»
Они замолкают. В тишине шутка стоит его старый холодильник, купленный на распродажке.
Илья и Оля смотрят друг на друга, и понимают: чуть-чуть — разорвёт их.
Проходит неделя. Оля молча собирает вещи. Илья угрюмо наблюдает.
«Ты правда уходишь?» — спрашивает.
«Да. Не могу так жить.»
«Но мы же обещали.»
«Нет, милый. Ты не изменится. Полный эрудитор Светлого.»
Оля берет чемодан и выходит. На пороге оборачивается:
«Знаешь, Илья. Самое ценное в жизни — это не дача. Это любовь, счастье, свобода. А ты все это променял ради копеек. Прощай.»
Дверь хлопает.
Илья остается в пустой квартире, не понимая, как упустил самое ценное.
Прагматик в любви
