Право в очереди
Утром Семён Петрович просыпался ещё до будильника на стареньком мобильнике. Будильник он ставил из привычки, с тех пор как работал на заводе и боялся проспать смену. Сейчас бояться было нечего, но рука каждый вечер сама тянулась к телефону, ставила семь нольноль, и он, лёжа, ощущал странное успокоение от мысли о завтрашнем звуке.
Он обычно вставал в полшестого. Слышал, как в подъезде хлопают двери, как сосед сверху, молодой, спешит на работу и бросает тяжёлый ящик на пол. В комнате было прохладно, от окна дул холод рама старая, стеклопакеты так и не установил, жалко денег. На подоконнике одиноко стояла кружка с сухим следом от вчерашнего чая. «Надо бы помыть», мысленно говорил он и переворачивался, откладывая момент подъёма.
Квартира досталась ему и покойной Людмиле по обмену в девяностые. Две комнаты, небольшая кухня, короткий коридор. Всё было знакомо до пятен на линолеуме. В спальне стоял ветхий сервант с посудой, фотографиями и несколькими папками документов. Папки он не любил трогать: там трудовая книжка, справки, копии приказов, письма. Глядя на них, он чувствовал усталость.
Он поднялся, накинул тёплый халат и пошёл на кухню. Включил газ, поставил чайник. На подоконнике теснились горшки с цветами, которые когдато любила Людмила. Теперь он поливал их по расписанию, которое сам себе придумал, и иногда разговаривал с ними, когда в квартире становилось слишком тихо.
Внук Дима обещал прийти вечером, помочь с телефоном и принести новые фотографии правнучки Аленки на флешке. Дима говорил быстро, бросая английские словечки, которые Семён Петрович не понимал, но кивал, чтобы не выглядеть совсем отстающим. Сын Андрей жил в соседнем районе, работал в автосервисе, приезжал по выходным, привёз продукты и всегда спешил.
Пенсия едва покрывала коммуналку, лекарства и продукты. Иногда, экономя, он покупал себе селёдку и кусок колбасы. На лето откладывал немного, чтобы съездить на дачу, которая давно превратилась в заросший огород, но там стоял старый домик, и он чувствовал, что ещё может чтото сделать своими руками.
Он считал себя неконфликтным человеком. Всю жизнь старался не ругаться и не требовать лишнего. На заводе, где проработал более тридцати лет, его уважали за то, что он не ввязывался в склоки и всегда выполнял план. Когда настало время оформлять пенсию, он собрал всё, что попросили, подписал, что выдали, и пошёл домой, не вчитываясь. «Что дадут, то дадут», говорил он тогда Людмиле. «Нам с тобой много не нужно».
Шестой год без Людмилы прошёл, и он иногда ловил себя на мысли, что разговаривает с пустым стулом напротив. Особенно вечером, когда включал телевизор и садился ужинать. Стул стоял на том же месте, и он не решался его убрать.
В тот день, когда всё началось, он пошёл в поликлинику за результатами анализов. Зимой у него пришло недомогание сердца, врач выписал таблетки и сказал сдавать кровь периодически. В регистратуре, как обычно, образовалась очередь. Люди стояли и сидели на жёстких стульях, ктото ругался шёпотом, ктото молча смотрел в пол.
Семён Петрович занял место у стены и стал ждать. Перед ним две женщины оживлённо обсуждали чтото, и одно слово привлекло его внимание.
Пенсию ей пересчитали, говорила одна в вязаной шапке, поправляя пакет. Представляешь, на две тысячи рублей больше стало. А то недоплатили, стаж не учли полностью.
Да ладно, сомневающаяся вторая. Они сами, что ли, пересчитали?
Не сами. Сын ей в интернете чтото нашёл, какието изменения. Пошли, заявление написали, в архив запрос сделали. Оказалось, что её работа в совхозе не учтена. Теперь ей доплачивают.
Семён Петрович слегка поднял голову. «Стаж», «совхоз», «архив» слова были ему знакомы. Он вспомнил, как в молодости несколько лет работал в стройтресте в другом городе, а потом вернулся на завод. При оформлении пенсии ему сказали, что документов нет, архив сгорел, и он пожав плечами подписал согласие.
Ну нет так нет, подумал он тогда. И так живём. Он всю жизнь рассуждал так же.
Женщины перешли к другим темам, но в голове у него застряло «два тысячи». Две тысячи это лекарства на месяц, коммуналка зимой или, если постараться, поездка на дачу весной.
Выйдя из поликлиники, снег скрипел под ногами, на остановке толпились люди. Сев в автобус, он прижался к окну и вновь начал подсчитывать месячные расходы: таблетки, еда, коммунальные платежи. И как эти две тысячи могли бы всё немного сдвинуть.
Глупости, отшёл он от себя. Сколько мне осталось, что я буду бегать по инстанциям, только нервировать себя.
Дома он заварил чай, сел за стол. По телевизору шло токшоу о ценах и тарифах, но он не слушал. Взгляд упал на сервант, на нижнюю полку, где лежали папки.
Он посидел ещё немного, встал, подошёл к серванту и открыл дверцу. Папка с надписью «Документы» лежала сверху. Он достал её, положил на стол и раскрыл. Пожелтевшие листы, аккуратно подшитые: трудовая книжка, копии приказов, справки о зарплате. Он перелистывал, вчитывался в названия цехов, участков, фамилии начальников.
Там же была бумага, выданная при оформлении пенсии: «Стаж трудовой лет, страховой ». Он провёл пальцем по строкам, пытаясь вспомнить, где именно исчезли годы из стройтреста. Нашёл запись о переводе, но дальше было пусто.
Вечером пришёл Дима, свесил куртку, громко чихнул, прошёл на кухню.
Дед, привет. Как ты?
Как, пожал плечами Семён Петрович. Живём. Слушай, Дим, а ты в интернете можешь посмотреть про пенсию, про перерасчёт?
Дима удивлённо поднял брови.
Что такое?
Семён Петрович рассказал ему о разговоре в очереди, о совхозе, об архиве. Дима выслушал, почесал затылок.
В принципе да, сейчас многое можно через интернет подать. Нужно на сайте госуслуг посмотреть или в пенсионный фонд идти. Но они любят откладывать.
А если документов нет? спросил старик. У меня в стройтресте всё осталось, говорили, архив сгорел.
Если архив сгорел, сложнее, честно сказал внук. Но запросы писать можно. Сначала в архив города, где ты работал, потом куданибудь ещё. Я помогу, только не быстро.
Семён кивнул. Внутри боролись два чувства: «Не трогай, живи спокойно» и тихий шёпот «А почему молчать? Ты же работал».
Когда Дима ушёл, старик долго сидел за столом, глядя на раскрытую трудовую книжку. В конце концов он аккуратно сложил бумаги обратно, но вместо того, чтобы прятать их в сервант, оставил папку на стуле рядом, будто завтра она вновь понадобится.
Через два дня он поехал в пенсионный фонд. Утром, надев шерстяные носки и лучший свитер, он тщательно выбирал, какие документы взять. В итоге положил в старый портфель всё, что касалось работы: трудовую, справки, даже пожелтевшее письмо из стройтреса, где благодарили за добросовестный труд.
В пенсионном фонде было людно. Внутри тепло, пахло пылью и дешёвым кофе из автомата. На стенах висели объявления, у электронного терминала толпились люди, не понимая, куда нажимать. Семён Петрович постоял, присмотрелся, увидел молодую женщину с ребёнком, и осторожно подошёл.
Девушка, подскажите, пожалуйста, как тут талончик взять?
Она быстро нажала пару кнопок, вытащила бумажку из щели терминала и протянула ему.
Вот, вам к специалисту по пенсиям. Номер сто тридцать второй.
Он поблагодарил, сел на свободный стул. На табло мигали цифры, голос монотонно вызывал людей к окнам. Время тянулось медленно. Он смотрел на других посетителей: ктото нервно листал документы, ктото шептался. В почти всех глазах отражалась смесь усталости и надежды.
Когда загорелся его номер, он подошёл к окну. За стеклом сидела женщина лет сорока пяти, в очках, с аккуратно уложенными волосами. На бейджике было её имя и должность. Она кивнула ему.
Здравствуйте. Ваш талончик.
Он протянул бумажку.
Чем могу помочь?
Я он поставил портфель на подоконник, открыл его. Хотел узнать о перерасчёте пенсии. Мне сказали, что, может, стаж не весь учли.
Она слегка вздохнула, взяла паспорт, начала чтото набирать в компьютере.
Фамилия, имя, отчество, дата рождения Так. Пенсия назначена в две тысячи шестом году. Стаж такойто, коэффициент такойто. Что именно вас не устраивает?
Слово «не устраивает» задело его, но он сглотнул.
Я работал ещё до завода, в стройтресте, в другом городе. При оформлении пенсии сказали, что документов нет, архив сгорел. Вот он показал трудовую. Запись есть. Может, учтут?
Она протянула руку.
Давайте трудовую.
Он передал её. Она пролистала, нашла нужное место.
Да, запись есть. Но без подтверждающих документов мы не можем включить этот период в стаж. Вам тогда объясняли?
Объясняли, кивнул он. Но мне сказали, что можно запрос в архив сделать.
Она снова вздохнула, чуть громче.
Запросы в архив ваше право, но мы их не делаем. Вы сами обращаетесь в архив того города, где работали. Если получите справку, приходите, посмотрим.
А если в архиве ничего не останется? спросил он.
Тогда, к сожалению, помочь не можем. Есть установленный порядок.
Он почувствовал знакомое смирение, будто готов был снова сказать «ну ладно» и уйти. Но в этот раз в голове прозвучал голос Димы: «Это твоё право».
А заявление на перерасчёт можно написать? спросил он, удивлённо твердого голоса.
Женщина приподняла бровь.
Можно. Но без новых документов решение будет отрицательным. Хочешь, дам бланк.
Дайте, сказал он.
Она протянула лист и ручку, указала, где что вписать. Он медленно писал, рука дрожала. В графе «Причина обращения» написал: «Прошу учесть период работы в стройтресте и пересчитать пенсию». Подписав и датируя, он отдал заявление, получила штамп.
Ответ придёт по почте в течение месяца, сказала она. Адрес архива можете найти в интернете или в справочнике.
Он кивнул, вышел. На улице было светло, воздух холодный, но свежий. Стоя у входа, он ощущал одновременно усталость от очереди и странное чувство, будто сделал чтото важное, хотя лишь записал заявление.
Вечером он позвонил сыну.
Андрюш, я в пенсионный ходил, начал он, стараясь говорить спокойно. Заявление написал на перерасчёт.
Сын молчал.
Пап, а тебе это надо? наконец сказал он. Нервы себе мотать. Там всё равно ничего не добьёшься. Они только обещают.
Мне сказали, можно запрос в архив. Может, найдут, ответил старик.
Да кто там что будет искать, вздохнул Андрей. Пап, лучше здоровье береги. Я помогу, если надо. Добавим к пенсии.
Слова «добавим к пенсии» задели его сильнее, чем «не устраивает» утром. Не потому, что он не ценил помощь сына, а потому, что в них ощущалась роль, будто он уже никому не нужен.
Я не за деньги, медленно произнёс он. Я работал, хочу, чтобы это было честно.
Сын молчал.
Пап, я понимаю, сказал он мягче. Но ты же знаешь, как у нас всё. Ладно, если решил делай. Только, пожалуйста, не бегай один по этим конторам. Скажу, приеду.
Ладно, ответил Семён, хотя знал, что Андрей вечно занят.
После разговора он долго сидел на кухне, глядя на телефон. В голове крутились слова сына, голос женщины в фонде, лица людей в очереди. Он понял, что дело уже не в двух тысячах, а в том, чтобы его годы не исчезли из бумаги так же легко, как исчезли из памяти начальников.
Через два дня Дима пришёл с ноутбуком.
Дед, нашёл сайт архива того города, где ты работал, сказал он, раскладывая компьютер. Можно онлайн запрос оставить. Нужно только форму заполнить.
Они сидели вдвоём, Дима читал вслух: фамилия, имя, отчество, годы работы, место работы, должность. Семён вспоминал, как назывался их участок, как звали начальника.
А если я ошибусь? тревожно спросил он.
Ничего страшного, пожал плечами внук. Главное, чтобы годы совпали. Потом пусть ищут.
Нажав кнопку «Отправить», на экране появилось сообщение, что запрос зарегистрирован. Семён почувствовал лёгкий укол гордости: человек, который с трудом привыкает к мобильному, только что отправил официальный запрос через интернет.
Молодец, дед, улыбнулся Дима. Теперь ждём. Если ответят, что ничего нет, будем думать дальше.
А что дальше? спросил он.
Можно в другие архивы писать. Или свидетелей искать. Кто с тобой работал. Но это уже сложнее.
Свидетели Он задумался. Многие уже умерли, ктото переехал, связи давно оборвались.
Прошло две недели. Письмо из пенсионного фонда пришло первым. Белый конверт с печатью. Он долго вертел его в руках, потом вскрыл. Внутри был лист с официальным текстом, в конце сухая фраза об отказе в перерасчёте изза отсутствия новых документов, подтверждающих стаж.
Он положил письмо на стол, сел. Не было ни удивления, ни особого разочарования. Он почти ожидал такого ответа. Но внутриТак он понял, что даже небольшая победа ценнее безмолвного смирения, ведь каждый отстоенный рубль доказательство того, что у старого человека ещё есть право требовать справедливости.
