Яркий солнечный луч пробился сквозь занавески, освещая напряжённые лица за обеденным столом, но даже он не смог прогнать мороз, сковавший воздух в просторной гостиной.
— Мы с Таней хотим пожить здесь пару лет, — сказал Дмитрий твёрдо, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Это поможет нам накопить на свою квартиру.
Татьяна, сидя рядом, нервно теребила край скатерти. Напротив них Валентина Степановна, мать Дмитрия, застыла с ножом в руке, будто собиралась разрубить не каравай, а саму мысль об этом. Владимир Ильич, отец, задумчиво потягивал чай, избегая взглядов.
— Пожить здесь? — Валентина Степановна медленно опустила нож. — С этой… твоей женой?
— Да, мама, с моей женой, — Дмитрий подчеркнул последнее слово. — Мы устали снимать. Это временно, пока не накопим на ипотеку.
— Место у нас есть, — неожиданно поддержал Владимир Ильич, отставив чашку. — Две комнаты пустуют. Почему бы не помочь детям?
Валентина Степановна бросила на мужа взгляд, полный укора:
— А меня кто-нибудь спросил? Я должна терпеть чужую бабу в своём доме?
— Таня не чужая, — Дмитрий почувствовал, как внутри закипает злость. — Она моя семья.
— Семья! — фыркнула мать. — Это временное увлечение, Дима. Я её насквозь вижу. Думаешь, она тебя любит? Ей нужна наша квартира, твои деньги, твоя доля!
Дмитрий сжал кулаки. Этот разговор повторялся уже не раз. С первой же встречи с Таней мать её возненавидела — без причин, без объяснений. Может, дело было в том, что Таня нарушила привычный порядок, где Дима оставался под материнским контролем.
— Мама, — Дмитрий пытался говорить спокойно, — треть этой квартиры по наследству от бабушки моя. Я имею полное право здесь жить.
Валентина Степановна побледнела:
— Ты мне угрожаешь? Родной матери? Это она тебя научила, да? Шантажировать!
— Хватит, Валя, — вмешался Владимир Ильич, повышая голос. — Дима прав. Это его дом тоже.
— Тогда пусть живёт в своей трети! — Валентина Степановна вскочила. — В чулане! Или на балконе!
Дмитрий медленно поднялся — терпение лопнуло:
— Хорошо. Если по-хорошему не выходит, продам свою долу. И поверь, найду таких соседей, что будешь ночами плакать. Представляешь, как весело жить с любителями качалки в два часа ночи или фанатами тараканьих бегов?
— Ты не посмеешь! — прошипела мать.
— У тебя неделя, — Дмитрий направился к двери. — Потом звоню риелтору.
В прихожей он остановился, пытаясь унять дрожь. Никогда ещё он не бросал матери такого вызова. Но ради Тани, ради их будущего, он был готов на всё.
Вернувшись в съёмную квартиру, Дима увидел тревогу в глазах жены.
— Как прошло? — спросила она, уже зная ответ по его лицу.
— Как всегда, — он устало опустился на диван. — Отец за нас, мать против. Но я дал понять: либо мы живём у них, либо я продаю свою часть.
Таня нахмурилась:
— Дима, может, не надо? Мы как-нибудь…
— Нет, — отрезал он. — Я не отступлю. Она должна тебя принять.
Неделя прошла без ответа. На восьмой день Дмитрий позвонил риелтору:
— Продать треть квартиры. Быстро и дёшево.
Через три дня в родительский дом явились первые «покупатели» — двое с перегаром и звериными мордами. Владимир Ильич встретил их с улыбкой:
— Заходите, осматривайтесь! Доля в хорошей квартире, центр Москвы!
— А где наша треть? — буркнул один, окидывая гостиную взглядом. — Спать где? На кухне?
— Это юридические тонкости, — подмигнул Владимир Ильич. — Формально вся квартира в общей собственности.
Валентина Степановна, услышав шум, вышла из спальни:
— Это ещё кто?! — её голос дрожал.
— Покупатели, дорогая, — спокойно сказал муж. — Интересуются долей Димы.
— Вон! — закричала она. — Никто не будет жить в моём доме!
На следующий день пришли другие — пара с безумными глазами, рассказывающая о коллекции ядовитых пауков. Валентина Степановна побледнела, услышав про «безобидных существ размером с ладонь». Третий визит был ещё хуже: мужик с дредами, объявивший себя шаманом и поклонником ночных бубнов.
На четвёртый день Валентина Степановна сдалась и позвонила сыну:
— Ты что, правда хочешь поселить здесь каких-то уродов?!
— Я предупреждал, — холодно ответил Дмитрий. — Шанс был.
— Ладно… — выдавила она. — Пусть твоя Таня приезжает. Но мои правила!
Вечером Дима пришёл один обсудить условия. Таня осталась дома — он не хотел, чтобы она снова терпела унижения.
— Какие твои правила? — спросил он, глядя матери в глаза.
— Никаких её вещей в гостиной и на кухне, — начала она. — Готовит — убирает. И никого в гости!
— А теперь мои условия, — Дмитрий скрестил руки. — Мы с Таней берём спальню и кабинет. Пользуемся всей квартирой наравне. И главное — ни одного оскорбления в её адрес. Один выпад — продаю долю. Без разговоров.
Валентина Степановна стиснула зубы, но кивнула:
— Ладно. Но это ненадолго.
Переезд состоялся через неделю. Таня и Дима привезли только самое необходимое. Владимир Ильич помог занести коробки:
— Вот ваша комната. Устраивайтесь.
— Спасибо, папа, — Дмитрий обнял отца.
Валентина Степановна стояла в стороне. Таня попыталась заговорить:
— Здравствуйте, Валентина Степановна. Спасибо, что приняли нас.
— Не за что, — отрезала та и ушла.
С первых дней началась война. Валентина Степановна избегала разговоров с Таней, передавая всё через мужа или сына. Прятала посуду, включала пылесос на рассвете, демонстративно проверяла, убрано ли после готовки.
Таня старалась не отвечать. Она взяла на себя уборку, стирку, готовку, надеясь заслужить хоть каплю тепла. Но однажды нашла свой дневник порванным. В другой разВесной, когда они уже переехали в свою новую квартиру, Валентина Степановна неожиданно позвонила и тихо сказала: «Может, придёте в воскресенье на пироги?» — и этот простой вопрос стал первым шагом к чему-то новому.