Меня зовут Светлана, мне 17 лет, и я родилась в Москве. Долго копила боль в себе, но теперь готова поделиться. Может, кто-то увидит в этом зеркало своей судьбы. Или хотя бы одна мать остановится, прежде чем повторить ошибку моей.
Родители разошлись, когда мне исполнилось десять. Не могу сказать, что до этого царила идиллия — холодные взгляды, ссоры за стеной, даже ребёнком я чувствовала трещину между ними. После развода стало не легче. Мама с папой словно мерялись, кому я обуза — не из любви, а из упрямого долга. Меня швыряло из уютной однушки отца в трёшку мамы, как старую куклу. У папы в Твери было тесно, зато тихо. У мамы — просторно, но с каждым годом воздух густел от невысказанного.
Всё рухнуло, когда у мамы появился Виктор. Едва за тридцать, на восемь лет младше неё. С первых дней вёл себя как хозяин, а я — пыль на его ботинках. Сначала любезничал: «Как учёба, Светочка?». Но маска быстро упала. Ему мешало моё присутствие. Раздражали траты на мои учебники. Открыто сказал, что папа — неудачник, а мне пора «научиться выживать».
Он вытягивал из мамы деньги, шептал, что дочь-подросток — цепь на шее, а ей нужна «свобода». А мама… верила. Не замечала, как я прячу слёзы в подушку. Крадусь на кухню за чаем, лишь бы не встретиться взглядом. Сижу в ванной, считая трещины на кафеле.
Последней каплей стала их ссора. Он орал так, что дребезжали люстры. Я ворвалась в гостиную, чтобы защитить мать — боялась, что он замахнётся. Но всё перевернулось. Он взглянул на меня волком, схватил за плечи. Я выдохнула: «Прекрати!» — и получила пощёчину. Настоящую, мужскую. От удара я грохнулась на угол комода. В глазах поплыли круги. Помню мамин вопль… и тишину.
Ждала, что она выгонит его. Обнимет, вытрет кровь с губ, позвонит в скорую. Искала в её глазах хоть искру прежней любви. Но услышала: «Зачем ты лезла?». Через час велела собирать чемодан — «Поживёшь у отца».
Уходила молча. Сердце вырвали клещами. Не плакала. Не оборачивалась. Просто поняла: дома больше нет.
Теперь живу с папой. Он греет суп, пытается говорить по душам, но между нами пропасть. Не жду звонков, извинений, визитов. Хотя внутри всё ещё та девочка, что ждёт стук в дверь: «Прости, солнышко». Но чуда не будет. Она выбрала его — того, кто оставил синяк на щеке дочери.
Не желаю зла. Знаю: он бросит её. Найдёт покорнее, помоложе. Оставит одну в пустой квартире. Может, тогда вспомнит обо мне. Но я не стану той, что бежит на первый зов. Предательство матери — как нож в спине: вытащишь, а шрам останется.
Всем родителям: не рожайте детей, если готовы променять их на новую страсть. Мы не виноваты в ваших ошибках. Не просили рождаться. Но раз уж привели в этот мир — не ломайте нас.
Мама, если читаешь… Я выжила. Окончила школу, поступила в институт. Стала крепче стали. Но больше не приду, как тогда, с мокрыми от слёз щеками. Ты теперь просто женщина из прошлого. Та, что когда-то носила меня под сердцем.
