Сёстры Аннушки давно разъехались — кто в Питер, кто в Нижний, обзавелись семьями, ребятишками. В их домах стоял галдёж и суета, а Аннушка так и оставалась в родном доме в деревне Глинки, одна. Шли годы, и вера в то, что ей ещё повезёт, таяла, как апрельский наст. Соседки уже махнули на неё рукой: «Кому она, деревенская, сдалась?» Но Аннушка не опускала руки. Держала хозяйство — кур, козу Маньку, возилась в огороде. Собирала урожай и посылала сёстрам, чтобы племянники лопали свежие огурцы да помидоры. А её хлеб на опаре — за уши не оттянешь! Все просили рецепт, а она с улыбкой угощала каждого, кто заходил.
Жаловаться она не привыкла. Принимала свою долю с покорностью, радуясь только летним визитам племянников. Их смех грел дом, но после их отъезда в избе становилось тихо, как в склепе. Аннушка ещё теплила надежду, но в душе уже примерялась к одинокой старости.
Но жизнь повернулась иначе.
Как-то в июле в соседний дом нагрянули мужики — баню ставить. У Аннушки тоже дел хватало — и сарай подлатать, и печную трубу поправить. В деревне без мужской помощи трудно, хоть она и топором управлялась лихо. Один из работяг, Степан, вызлся помочь. Разведённый, без детей, во взгляде усталость, да душа добрая.
Сначала просто болтали — о жизни, о том, как тяжело в одиночку. Потом стал заходить чаще — то дров нарубит, то забор поправит, а она ему щей накрошает да пирогов напечёт. Дружба незаметно переросла в нечто большее. В сорок лет Аннушка вышла замуж. Свадьбу сыграли скромную, но глаза у неё горели так, что все завидовали. Степан, старше её на четыре года, смотрел на неё, как на диво.
В сорок два Аннушка родила Ваню. Степану тогда уже стукнуло сорок шесть, но усталости не было — одно счастье. Через три года на свет появилась Дашка. Дети стали их выстраданным чудом, их солнышком. Наперекор всем насмешкам и пересудам справлялись легко. Каждая мелочь — первый шаг, первое «мама», каракули в альбоме — радовала до слёз.
— Умаялась, родная? — спрашивал Степан каждый вечер, обнимая её за плечи.
— Чуть-чуть, — смеялась она, и морщинки у глаз лучились теплом.
Двадцать лет пролетели, как один миг. Ваня женился, Дашка в Москве учится. Аннушка со Степаном уже внуков ждали. Степан, золотые руки, во дворе целый городок для малышни смастерил — и качели, и горку, и песочницу. Дом их был беден деньгами, да богат любовью. Аннушка больше не считала себя серой мышкой. Как можно, когда тебя каждый день называют «родной» и смотрят, как на самое дорогое?
Но порой, когда вечером тихо потрескивала печь, Аннушка вспоминала те годы одиночества. Колкие слова соседок, жалостливые взгляды, немой упрёк. Она всё это пережила, но сердце не зачерствело. Она знала — её счастье не случайность, а награда за долгое терпение.
Аннушка глядела на Степана, на их дом, на фотки детей, и слёзы наворачивались. Не от горьких дум, а от благодарности. За любовь. За семью. За то, что судьба подарила ей всё, во что она уже почти перестала верить…
