Тень забытого письма: как одно приглашение сокрушило двадцать лет молчания
Вера Петровна проработала на почте больше тридцати лет. За эти годы через её руки прошли тысячи писем — от радостных открыток до потрёпанных конвертов с похоронными извещениями. Но то письмо, что она случайно обнаружила в хмурое ноябрьское утро, сразило её наповал.
Конверт — самый обычный, серый, без обратного адреса. Но почерк… Почерк она узнала мгновенно. Тот самый, которого не видела уже двадцать лет.
«Неужели?..» — прошептала она, опускаясь на табурет прямо посреди сортировочного цеха.
Внутри было всего несколько строк:
*«Мама, я вас жду. Завтра мой день. Свадьба. Если придёте — буду счастлива. Если нет — пойму. Твоя Наденька.»*
Рука дрогнула. Надя. Её дочь. Та самая, с которой она не сказала ни слова два десятилетия. Вера Петровна отчётливо помнила тот роковой день — Надя, студентка, окрылённая любовью, пришла и сказала:
*«Мама, я выхожу замуж за Серёжу.»*
Вера Петровна едва не выронила чашку. Этот Серёжа не нравился ей с первого взгляда — ни кола, ни двора, а главное — не пара её дочери.
*«Или он, или я!»* — жёстко бросила она.
*«Хорошо, мама.»* — тихо ответила Надя.
И ушла. Без слёз, без криков. Только глухой щелчок двери.
Сначала Вера Петровна ждала, что дочь вернётся. Потом — что позовёт на рождение внука. Она узнала от соседки, что у Нади родился мальчик. Внук. Но гордость, тяжёлая, как плита, не позволяла ей сделать первый шаг. Ни письма, ни звонка — только гулкая тишина. Вера Петровна твердила себе: дочь предала. А внутри — ледяная пустота, которую ничем не заполнить.
И вот — это письмо. Спустя двадцать лет. Всего несколько строк. Как крик в бездну.
Всю ночь Вера Петровна не сомкнула глаз. Сердце рвалось наружу. Ехать? А если не пустят? А если Надя написала просто из вежливости? Или из жалости?
Но к рассвету, когда за окном завывала вьюга, она села на край кровати, накинула потрёпанную шаль и прошептала:
*«Прости меня, доченька…»*
Поезд в город, где теперь жила Надя, отходил в девять. На перроне стояла молодая женщина в белом пальто, с букетом в руках. Когда Вера Петровна подошла ближе, та резко подняла голову и застыла. Глаза — материны. Те самые, серо-голубые, с упрямым прищуром.
*«Мама…»*
И Вера Петровна заплакала. Впервые за двадцать лет — не от обиды, а от облегчения.
Свадьба прошла тихо, почти по-семейному. Жених нежно сжимал Надину руку и благодарил Веру Петровну за то, что она пришла. А маленький мальчик с огромными глазами прижался к ней и спросил шёпотом:
*«А ты — моя бабушка?»*
*«Да, родной. Я — бабушка. И теперь навсегда.»*
Иногда хватает одного письма, чтобы разбить молчание. Даже если оно длилось двадцать лет.
