Тень забытого письма: как одно приглашение разрушило двадцать лет молчания
Вера Петровна проработала на почте всю жизнь — тридцать лет, не меньше. За это время через её руки прошли тысячи писем: от дурацких открыток с котятами до потрёпанных конвертов с извещениями. Но то письмо, которое она нашла в ноябрьских сумерках, выбило её из колеи сразу.
Конверт — обычный, серый, без обратного адреса. Но вот почерк… Она узнала его мгновенно. Тот самый, который не видела двадцать лет.
— Неужели?.. — выдохнула она, опускаясь на табуретку посреди почтового хаоса.
Внутри — всего несколько строк:
«Мама, приезжай. Завтра мой день. Свадьба. Я всё ещё жду. Если придёшь — буду счастлива. Если нет — пойму. Твоя Таня.»
Пальцы задрожали. Таня. Её дочь. Та самая, с которой она не говорила двадцать лет. Вера Петровна отлично помнила тот день — Таня, студентка, влюблённая до головокружения, пришла и сказала:
— Мам, я выхожу за Димку.
Вера Петровна чуть не разбила чашку. Этот Димка ей не нравился с первого взгляда — тощий, без гроша за душой, да и вообще не пара для её дочки.
— Или он, или я! — рявкнула она, как баба Яга перед битвой.
— Хорошо, мама, — тихо ответила Таня. — Тогда он.
И ушла. Без сцен, без слёз. Только дверь тихо щёлкнула.
Сначала Вера Петровна ждала — вернётся. Потом — позовёт, когда внук родится. Узнала от соседки, что у Тани сын. Внук. Но гордость, как пудовая гиря, давила на сердце. Ни звонка, ни письма. Только тишина. Вера Петровна твердила себе: дочь сама виновата. А внутри — пустота, которую не заполнить даже почтовой рутиной.
И вот — это приглашение. Через двадцать лет. Одно письмо. Будто крик в глухую ночь.
Всю ночь Вера Петровна ворочалась. Сердце колотилось, как затоптанный будильник. Ехать? А вдруг выставят за дверь? А вдруг Таня просто из вежливости написала?
Но под утро, когда за окном завывала вьюга, она села на кровать, натянула потрёпанный платок и прошептала:
— Прости меня, доченька…
Поезд в Питер, где теперь жила Таня, уходил в девять. На перроне стояла молодая женщина в белой шубе, с букетом в руках. Когда Вера Петровна подошла ближе, та подняла голову и замерла. Глаза — её, мамины. Серо-голубые, с упрямыми уголками.
— Мам…
И Вера Петровна заплакала. Впервые за двадцать лет — не от обиды, а от того, что камень наконец упал с души.
Свадьба была тёплой, почти домашней. Димка, теперь уже солидный мужчина, крепко держал Таню за руку и благодарил Веру Петровну за то, что она приехала. А маленький мальчик с круглыми глазами прижался к ней и спросил шёпотом:
— Ты моя бабуля?
— Да, солнышко. Твоя. И теперь навсегда.
Иногда одно письмо — всё, что нужно, чтобы разбить тишину. Даже ту, что длилась двадцать лет.
