Когда я решил забрать маму к себе, боялся, что не справлюсь. Но её переезд перевернул мой мир.
Судьба порой поворачивает так резко, что не успеваешь понять, как очутился в иной жизни. Я считал себя самодостаточным: работа в Твери, друзья по субботам, хобби по вечерам, квартира в чистоте. Родители жили в деревне под Рязанью, вели спокойный быт. Навещал их раз в месяц, привозил гостинцы, помогал по хозяйству. Всё шло как по маслу.
Пока рельсы не разошлись — умер отец. Инсульт, один миг — и пустота. После похорон мама стала иной: не прежней крепкой хозяйкой, а хрупкой тенью у окна в выцветшей шали. Ни слёз, ни слов — лишь тишина, будто жизнь остановилась.
Я задержался у неё на неделю. Дом звенел пустотой. Впервые увидел, как она вздрагивает от скрипа половиц, боится спуститься в погреб. А однажды ночью услышал шёпот:
— Останешься ещё на денёк?
Остался. Потом — ещё. А после понял: не могу бросить её здесь. Сложно? Ещё как. Но страшнее — оставить одну.
Собрали её скудный скарб: два платья, бельё, аптечку и… ту самую подушку с матрёшками, купленную мной в Казани лет десять назад. Она берегла её, как реликвию. Теперь это её якорь.
Первые дни в Твери стали пыткой. Шум лифта, гул машин — мама жалаcь в комнате, листала старый альбом с фото, слушала «Радио России». Готовила втихаря, из-за чего я злился, пока не осознал — ей нужно освоиться.
Через месяц всё изменилось. Она стала встречать меня с работы, спрашивать о делах, улыбаться. Я впервые за годы почувствовал, что кому-то нужен. Раньше она опекала меня, теперь — я её.
Вечерами готовили вместе: я чистил картошку, она шинковала капусту. Иногда вспоминала, как в юности танцевала на деревенских свадьбах, иногда молчала — но в этой тишине было больше любви, чем в словах. Пахло ватрушками, как в детстве, когда она гладила мои школьные рубашки.
Думал, устану — работа, заботы, быт. Но вместо утомления пришла полнота жизни. Перестал засиживаться в офисе, пропускать выходные у телевизора. Дом ожил. Потому что в нём теперь была она.
Ссорились, конечно: из-за таблеток, которые она забывала принять, из-за её упрямства. Но это мелочи. Главное — я обрёл то, чего не хватало годами: безусловную любовь. Ей было всё равно, сколько я получаю или какой у меня чин. Она просто ждала.
Иногда гадаю: сколько нам отмерено? Год? Пять? Десять? Не знаю. Но каждый вечер, засыпая под шёпот радио из её комнаты, чувствую — это счастье. Дар, который не купишь. Её седые волосы, морщинки у глаз — мой маяк в любую бурю.
Если б тогда, в день решения, кто-то сказал, как она преобразит мою жизнь — рассмеялся бы. Теперь понимаю: чтобы обрести себя, порой надо просто вернуть в дом того, кто подарил тебе мир.
