Вот слушай, история грустная… Я пустила сына с семьёй жить ко мне в квартиру, а теперь сама ючу по съёмным, пока в моей хате бывшая сноха с новым мужиком обосновалась…
На планерке директор даже маску не стал надевать: «Варианта два — либо работу ищете, либо молитесь», — вздохнула Ульяна, швыряя сумку на стул. — Ладно, всё ясно… Только где эту работу сейчас взять?
В офис она вошла, будто каменная. Внутри всё сжималось от гадкого предчувствия. Контора тонула — это было очевидно, но всё равно надеялась — авось, пронесёт. А тут — приговор. Работа для Ульяны была как воздух: двое детей, алименты — ноль, родители — старики, которым сама помогать должна, а не наоборот.
Резюме сыпала направо и налево, телефоны обрывала, интернет перерыла вдоль и поперёк. Иногда шутила с коллегами: «Теперь на работе только о работе и думаем». Кто-то уже пристроился, кто-то пропал в никуда.
— Если припрет — иди к нам в «Пятёрочку», — кивнула знакомая из другого отдела. — Зарплата норм, график свободный. Я тебя подтяну.
Раньше такие предложения её вгоняли в тоску. Сейчас — хоть какая-то соломинка.
Мысли прервал тихий всхлип. Ульяна обернулась: у окна стояла Галина Петровна — бухгалтер-ветеран, всегда сдержанная, никогда не нывшая.
— Галина Петровна, вы чего? — Ульяна вскочила. — Из-за сокращений? Да вы ж пенсионерка, вам переживать меньше всех надо. Чайку налью, у меня ещё блинчики остались. Давайте поговорим.
— Пенсия у меня теперь — под забором жить, — горько усмехнулась старушка.
— Как под забором? У вас же своя двушка, сын взрослый, вы ж отдельно…
— Двушка есть, только не моя. Теперь снимаю угол. Тридцать штук в месяц — и то спасибо.
Оказалось, когда-то она с сыном приватизировала квартиру. Потом он женился — пустила молодых к себе. А дальше пошло-поехало: сноха забеременела, прописали её, потом ребёнка. Галина Петровна терпела — крики, скандалы, сын ночевал у друзей. Всё списывали на «гормоны» и «молодые семьи трудно».
А через год — снова беременность.
— Я сдалась. Съехала, — выдавила Галина Петровна. — Сняла каморку. Думала — ненадолго.
Но «ненадолго» растянулось на годы. Раз пришла с подарками на Новый год — а на двери список должников. За её же квартиру. Долг — больше трёхсот тысяч.
— А мы тут при чём? — удивилась сноха. — Квартира ваша, вот и платите!
Сын только плечами пожал: «Денег нет». Всё, что у Галины Петровны было, отдала на долги. Подписала бумаги — будет выплачивать четыре года.
— Да я даже не ныла… — прошептала она, глядя в окно. — Только звонила, спрашивала про внуков. Он говорил — всё ок. А потом соседка рассказала: сын развёлся. Уже год. А в квартире — сноха с новым мужиком. И опять беременна.
— И сын что?
— А он говорит: «У меня новая семья. А там дети. Выгонять не могу». Меня — мог. А их — нет.
Теперь Галина Петровна платит за квартиру, где живут чужие люди. Сноха с любовником устроились там, как хозяева, а она — мыкается между работой и съёмной каморкой. Пенсии хватает только на лекарства и аренду. Накоплений нет. Помощи — тоже.
— Я понимаю, ей некуда деваться… но почему это я должна быть без угла? — голос её дрожал. — Почему мой сын даже не заступился?
Ульяна молчала. Что тут скажешь, когда родной ребёнок вычеркивает мать из жизни?
— Может, к юристу? — осторожно предложила она.
— А толку? Она там прописана. А дети? Кто их выгонит? Долг — на мне. Всё же законно.
Вот оно и горе: всё «по закону», но против совести.
В тот вечер Ульяна долго ворочалась. Перед глазами стояла сгорбленная Галина Петровна и её слова: «Хоть бы раз пожить, как человек…»
А где грань, когда семья превращается в предательство? Когда сын решает, что мать — это просто старушка, которая «всё стерпит»?
Может, когда перестаём звонить? Когда удобнее делать вид, что у родителей «всё хорошо»?
Теперь Галина Петровна платит не только за квартиру. Она расплачивается за доверие, за доброту, за желание помочь. И остаётся один вопрос:
Что делать, если мать отдала всё — а взамен получила пустоту?..
