«Продай квартиру родителей — или я уйду»: как муж поставил меня перед выбором между прошлым и семьёй
Никогда бы не подумала, что человек, с которым делила и радости, и горести, в один день станет чужаком. Что тот, кто клялся быть опорой, внезапно загонит в угол, где и вздох станет предательством. Но такова моя нынешняя участь. Меня зовут Ольга, мне тридцать восемь, и передо мной — жестокий ультиматум от мужа, в чьей надёжности я когда-то не сомневалась.
С Дмитрием мы обручились шесть лет назад. Он уже был разведён, с двумя детьми от прежнего брака. Я заранее знала, на что иду, но не пугалась. Приняла его ребят как своих, старалась быть ласковой, заботливой. Он помогал им деньгами — и я не перечила. Понимала: долг отца священен.
Жили мы в съёмной квартире в Нижнем Новгороде, оба работали, но денег вечно не хватало. Я трудилась бухгалтером, он — автомехаником. Потом долги стали неподъемными: кредиты, просрочки, скудные траты на самое необходимое. Мечтала о ребёнке, но после тридцати пяти врачи вынесли приговор — бесплодие. Сердце ныло, но я держалась.
Тогда Дмитрий предложил перебраться к его родителям в деревню под Владимиром. Дескать, и им помощь в хозяйстве нужна, и мы хоть сэкономим. Я сомневалась, но согласилась. Лучше уж так, чем считать копейки до аванса. Переехали в старый, но крепкий дом его родных. Тишина, свежий воздух, своя картошка да куры — но с первого дня я чувствовала себя лишней. Свекровь смотрела на меня свысока, будто я нахлебница. Каждая моя попытка помочь оборачивалась упрёком.
Всё изменилось, когда прошлой зимой умер мой отец. Мы с мамой потеряли кормильца и защитника. Он оставил мне свою квартиру в Иваново — светлую «двушку» в центре. Когда оформили документы, я впервые за годы почувствовала твёрдую почву под ногами. Предложила Дмитрию переехать: «Шанс начать с чистого листа. Жить своим домом». Но он отрезал:
— Я родителей не сдам. Они на меня надеются.
Сначала смирилась. Но через месяц он огорошил:
— Продадим квартиру. Вложим деньги в ремонт родительского дома. Крышу перекроем, баню поставим, стены утеплим. Всё равно здесь живём.
Я онемела.
— Дима, это же папина квартира! Его кровь и пот. Ты как себе это представляешь?
— А иначе как? Ты детей хочешь, а у нас даже условий нормальных нет. Будешь держать квартиру пустой, пока мы в этом развалюхе ютимся?
Я пыталась объяснить: для меня это не просто стены — это память, отеческая любовь. Сначала он отмалчивался, потом настаивал. С каждым днём — жёстче. Уже не просил — требовал. А затем выдал:
— Или продаёшь квартиру, или я ухожу.
Мир будто рухнул. Он шантажировал меня. Топтал память о папе, мою привязанность, всё, что мне дорого. Лишь бы вложить деньги в дом его родителей — не в наш. Не в наше будущее. А туда, где я всегда была чужой.
Теперь хожу по комнате, и сердце рвётся на части. Мама в слезах твердит: «Отец бы не позволил такого. Мы с ним душу в душу жили, эта квартира — его последний подарок». А я? Я в смятении. Люблю ли ещё Дмитрия? Да. Но он смотрит на меня, как на кошелёк, который пора вскрыть.
Не знаю, как поступить. Продать — значит предать папину память. Не продать — остаться одной? Но разве человек, ставящий такие условия, не предатель уже? Разве можно мерять любовь рублями и сметой на ремонт?
Зашла в тупик. Впервые в жизни не вижу выхода. Но ясно одно: больше не стану жертвовать собой ради чужого благополучия. Даже если этот «чужой» — мой муж.