**Дневник. 8 марта.**
“Анюта, прости…”
Иван открыл один глаз и тут же зажмурился. Мартовское солнце било прямо в лицо, будто нарочно. Он елозил по смятой простыне, пытаясь спрятаться.
— Очухался, алкаш? — раздался голос жены. — Открывай свои пьяные глаза! У всех мужья как мужья — цветы, подарки. А ты вчера вдрызг… Ты хоть помнишь, какой сегодня день?
Иван отполз к стенке и приоткрыл веки. В узкую щель между ресницами увидел Анну. Она стояла, уперев руки в бока.
— К-какой? — искренне недоумевал он.
— Восьмое марта, дубина! Мой праздник! А ты бухло сожрал. Думала, вечерком посидим, вина выпьем — дочь бутылку принесла, хорошего. А ты, гад, нашёл и высосал в одиночку! Мало тебе водки?
Не успел он прикрыться, как тапок, метко пущенный женой, шлёпнул его по лбу.
— Получай!..
От второго Иван юркнул под одеяло. Хорошо, что тапки только пара. Высунул нос:
— Анютка, прости! Клянусь, исправлюсь. — Икнул, попытался встать, но запутался в простыне.
Жена махнула рукой и ушла на кухню. Оттуда донёсся звон посуды. Когда она начинала так греметь — это значило, что гнев серьёзный, и скандал затянется.
Лезть на рожон Иван не стал — решил смыться. Просочился мимо кухни в ванную, плеснул себе в лицо водой, выпил стакан жадно, мокрой ладонью пригладил жидкие волосы. Анна всё гремела тарелками.
Тихонько выбрался в коридор, оделся. Надевая ботинки, пошатнулся — от шума выглянула жена.
— Куда собрался, алкаш?
— Анют, я быстро… — схватил куртку и пятясь двинулся к двери.
— Стоять! — Но он уже выскользнул на лестницу.
— Только попробуй вернуться! — донёсся голос из-за двери.
Не стал слушать.
На улице — солнце, капель, проталины. Мужики с мимозами и тюльпанами шли сплошным потоком.
— Товарищ, который час? — спросил Иван у прохожего с пушистой веткой.
— Пора опохмеляться, — бросил тот через плечо.
— И правда, — буркнул Иван.
На самом деле хотел спросить, где цветы купил. Остановил парня:
— Где брал цветы?
— Там, — махнул тот рукой.
Вскоре Иван увидел продавщицу. В коробке у её ног — жалкая веточка.
— Берите, мужик, дёшево отдам.
— Мне бы букет… А больше нет?
— Нету! Ждите, если хотите.
Подумал — такой веткой только насмешишь. Пошёл дальше. Проверил карманы — нашёл смятый сторублёвый.
У киоска толпились. Услышав цену тюльпанов — расстроился.
— Тебе один? — спросил продавец-кавказец.
— У меня вот, — показал сторону.
— На эти деньги — один цветок. Бери?
Отошёл. Вспомнил про долг: “Лёха должен пятьсот!”.
— Кто там? — голос жены Лёхи, Зины.
Женщина — террор. Сам Лёха звал её Грымзой.
— Это я. Лёхе скажи — долг вернуть.
Тишина. Потом:
— Сейчас я тебе дам, что не унесёшь!
Дверь приоткрылась — кукиш высунулся.
В ответ Иван дёрнул её на себя. Зина вылетела, кукиш промахнулся. За ней мелькнул Лёха — в застиранной майке и семейных трусах.
— Лёха, будь человеком… — не успел договорить, дверь захлопнулась.
“Где денег взять?..”
Шёл, опустив голову. У скамейки парень с букетом в бумаге — злой, курит.
— Девушка не пришла?
— Час ждал. Звонки не берёт.
— Цветы-то замёрзли.
— Да ну их… — замахнулся в урну.
Иван вскочил, перехватил руку:
— Не надо! Дай мне — жене подарю!
Парень сунул букет ему в руки.
— Бери.
Семь роз. Настоящих!
“Анюта…”
Дома соседка у подъезда:
— Что, Матвеич, бутылку прячешь?
Распахнул куртку — показал букет.
— Ой, Катю обрадуешь!
— С праздником, — буркнул и рванул в подъезд.
Поднимаясь, чувствовал себя молодым.
— Гулял? — голос с кухни.
Вошел, вытянув вперёд букет.
Анна обернулась — и чуть в обморок.
— Ты их… украл?
— Нет! Лёха долг вернул.
Соврал, конечно.
Она взяла цветы, понюхала.
— Пахнут… — прошептала.
Глядела так, что сердце ёкнуло.
— Мой руки. Обедать будем.
На столе — борщ, сметана. И… стопка водки.
— Может, и ты со мной? — осмелел.
— Ладно, пять капель.
Вечером смотрели телевизор, пили чай, вспоминали прошлое.
“Хороший праздник. Теперь чаще буду дарить цветы…”
Перед сном прикрыл Анну одеялом. В груди — тепло, давно забытое.
“Жаль, конечно, девушка того парня не пришла. Зато мне розы достались.”
Уснул счастливым.
