Нина Серафимовна поправила серый пиджак перед зеркалом. Сегодня Ульяне тридцать. Первый совместный дочкин праздник за восемнадцать лет разлуки.
— Мам, ты там? — донеслось из прихожей. — Такси подъехало!
— Уже иду! — крикнула она в ответ, не отрываясь от отражения.
Как Уля преобразилась! Раньше только футболки да кеды, а ныне — деловые платья, туфли-лодочки. Работает в зарубежной фирме, зарабатывает больше, чем Нина Серафимовна за всю жизнь. И выходит замуж за Дмитрия, этого своего…
— Мама! — нетерпение прозвучало в голосе дочери.
Она вздохнула глубже и вышла. На пороге — Ульяна в бежевом платье, прическа гладкая, макияж едва тронул лицо. Красивая. Всегда была красивой, даже когда в шестнадцать бросила школу и сбежала из дома.
— Неплохо выглядишь, — сухо бросила Нина Серафимовна.
Дочь улыбнулась, но глаза дрогнули.
— Спасибо. Ты тоже. Очень строгий костюм.
Ехали молча. Ульяна смотрела в окно. Нина Серафимовна размышляла, как все могло бы стать, если б дочь послушалась тогда. Если б не связалась с этим Егором, на двадцать лет старше. Не махнула с ним в Питер, бросив грызть гранит науки и будущее.
— Помнишь, что я твердила? — не выдержала мать. — Добром не кончится. Наиграется — бросит.
Ульяна повернулась.
— Мам, давай не сегодня. У меня день рождения.
— Кто портит? Констатирую. Разве не права оказалась?
— Права. И что? Каяться до гробовой доски за глупость юности?
Нина Серафимовна стиснула губы. Чего она хотела? Не знала. Знала лишь, как восемнадцать лет сердце обрывалось от незнания, где дочь, жива ли. Как звонила в участок, вокзалы, больницы. Как первая весточка пришла лишь через год — открытка с парой слов: «Жива, здорова».
Ресторан сверкал дорогой отделкой. За столом теснились гости — коллеги Ульяны, подруги, Дмитрий с родителями. Вежливо поднялись при появлении Нины Серафимовны.
— Моя мама, — представила Ульяна.
Мать кивнула общим взглядом и села на указанное место. По правую руку — мать жениха, элегантная дама под шестьдесят в шелковом платье.
— Чудная у вас дочка, — шепнула та. — Дима души в ней не чает. Говорит, таких стойких и волевых редко встретишь.
— Стойкости научилась рано, — отрезала Нина Серафимовна. — Слишком рано.
Женщина почуяла нож в голосе и завела о погоде.
За столом гудели тосты, смех звенел. Ульяна блистала анекдотами, принимала поздравления. Мать молчала, откликаясь коротко, наблюдая.
Вот дочь прильнула к Дмитрию, он что-то шепчет — она заливается румянцем. Хороший парень, не поспоришь. Врач, из приличной семьи. Повезло Уле. Но могла давно выйти замуж за достойного, если б не сбежала тогда…
— Уль, а даты-то свадебные? — допытывалась подруга.
— Осенью, — ответила Ульяна. — Скромно, только родня, самые-самые.
— И поселитесь?
— Дима купил «трешку» в новостройке. С евроремонтом. Не квартира — мечта!
Непроизвольно всплыла в памяти их тесная хрущевка. Там Ульяна спала на раскладушке в зале, ворчала на нехватку места. А Нина Серафимовна грозила пальцем: экзамены, институт, работа — вот и получишь жилье. Не дождалась.
— А деток? — не унималась подруга. — Планируете?
Ульяна переглянулась с женихом.
— Конечно. Очень хочу ребеночка. Или дочку, — лицо ее расплылось в улыбке. — Буду самой лучшей мамой на свете.
— Знаю, — кивнула свекровь. — У тебя врожденное чутье на людей. Это ключ к воспитанию.
Нина Серафимовна подавилась, откашлялась. Чутье? У девчонки, повернувшей шею на женатом мужике?
— Мам, что с тобой? — встревожилась дочь. — Воды принести?
— Ничего, — вытерла глаза салфеткой, отвернувшись.
Тост следовал за тостом. Дарили подарки. Украшения от Дмитрия, путевка в Италию от коллег, кожаная сумка от подруг. Нина Серафимовна протянула тонкую золотую цепочку — выбирала долго, по средствам.
— Спасибо, мам. Красота, — Ульяна тут же надела, ловя отражение в ложке. — Нравится.
— Рада, — выдавила мать.
Под конец вечера поднялся Дмитрий.
— Друзья, хочу сказать о нашей имениннице. Ульяна — человек сильный. Оступалась, как все. Но
Она легла в постель, глядя в потолок, чувствуя, как старые обиды острым камнем лежат на душе, но завтра позвонит Леночке, позовет на блины, будет учиться смотреть вперед, а не оглядываться на боль прошлого, хотя в тишине комнаты все еще слышала тот далекий звон разбитых надежд, который теперь пришлось терпеливо собирать в новую мозаику их отношений, зная, что дочь, вопреки всему, нашла свой вариант прямого пути.