Прошло два года. Моя дочь — будто канула в небытие, ни следа, ни весточки. А мне вот-вот стукнет семьдесят…
Мою соседку, Антонину Сергеевну, знает весь наш двор. Живёт одна, в свои шестьдесят восемь. Иногда заглядываю к ней с пирогом или вареньем — просто так, по-доброму. Она душевная, интеллигентная, с мягкой улыбкой, любит вспоминать поездки с покойным супругом. Но о семье — молчит. И лишь перед прошлыми праздниками, когда я принесла ей пряников с чаем, вдруг разговорилась. Тогда-то я и услышала историю, от которой до сих пор мурашки по коже.
В тот вечер Антонина Сергеевва сидела у окна, недвижимая, будто изваяние. Обычно она встречала меня с радостью, а тут — пустота в глазах. Я не стала лезть с расспросами, просто налила чаю, разложила угощения. Она долго молчала, будто слова застряли где-то глубоко. А потом выдохнула:
— Два года… Ни звонка, ни письма. Пробовала дозвониться — номер не существует. Адрес её теперь для меня — тёмный лес…
Голос дрогнул. Она закрыла глаза, будто перед ней пронеслись десятки лет. И вдруг — прорвало.
— У нас была счастливая семья. С Виктором поженились молодыми, но детей не торопились — путешествовали, жили в радость. Он работал инженером, деньги позволяли. Мы смеялись, строили планы, обустраивали квартиру в центре Екатеринбурга. Он сам ремонт делал — каждую плитку клал с любовью…
Когда родилась Алина, Виктор будто помолодел. Носил её на руках, читал сказки, души не чаял. Я смотрела на них и думала: вот оно, счастье. Но восемь лет назад его не стало. Долгая болезнь, все сбережения ушли на лечение… А потом — лишь пустота. Как будто сердце вырезали ножом…
После смерти отца Алина стала отдаляться. Сняла комнату, зажила отдельно. Я не препятствовала — взрослый человек, своя жизнь. Навещала, звонила — всё как у людей. Но два года назад пришла и выпалила: хочет взять ипотеку, нужен первый взнос.
Я вздохнула: помочь нечем. Пенсии хватает только на таблетки да коммуналку. Тогда она предложила… продать нашу квартиру. Купить мне что-то подешевле, на окраине, а разницу — отдать ей.
Я не смогла. Это же не просто стены — это память. Каждый уголок здесь Виктор делал своими руками. Как я могу это отдать? Она кричала, что отец всё делал для неё, что квартира всё равно будет её, что я жадная. Пыталась объяснить: хочу, чтобы она хоть иногда приходила сюда, вспоминала нас… Но она не слышала.
Хлопнула дверью — и нет её с тех пор. Тишина. Даже на Новый год — ни слова. Потом случайно узнала от подруги: взяла ипотеку, работает на двух работах, в долгах как в шелках. Ни семьи, ни детей. Даже подруги говорят — пропала, как сквозь землю провалилась.
А я… сижу у телефона. Каждый день. Жду. Но звонок не раздаётся. Номер сменила — видимо, чтоб я не доставала. Наверное, считает, что предала её. А мне уже семьдесят. Не знаю, сколько ещё просижу в этих стенах, сколько разглядывать буду тропинку к подъезду. И не пойму — за что?..
