Прости, Катенька…

Василиса, прости…

Иван приоткрыл один глаз и сразу зажмурился. Мартовское солнце, низкое и цепкое, светило прямо в лицо, будто желая его ослепить. Он ёрзал на скомканной простыне, пытаясь улизнуть от света, но луч преследовал его, как неотвязная совесть.

— Проснулся, бесстыжий? — раздался голос жены. — Всем мужья подарки дарят, цветы несут, а ты вчера напился, как стервец. Хоть помнишь, какой день сегодня?

Иван отполз к стене и сквозь узкие щёлочки век увидел Василису. Она стояла, упёршись в бока, и смотрела на него так, будто он был последней каплей в её чаше терпения.

— К-какой? — искренне не понял он.

— Восьмое Марта, дубина! Мой праздник, а гуляешь ты. Глаза б мои тебя не видели. Думала, вечером посидим, вино выпьем — дочь бутылку принесла, хорошее. А ты, гад, нашёл да в горло и опрокинул. Тебе самогона мало?

Не успел Иван прикрыться, как в лоб ему шлёпнулся валенок, метко пущенный рукой Василисы.

— Вот тебе…
От второго он успел нырнуть под одеяло. Хорошо, что валенок всего два. Осторожно высунул нос.

— Василиса, прости. Клянусь, всё исправлю, — икнул Иван, пытаясь встать, но запутался в простыне.

Жена махнула рукой и скрылась на кухне. Оттуда послышался яростный звон кастрюль. Когда она начинала так греметь, это означало бурю, которая продлится не меньше суток.

Иван решил не искушать судьбу и смыться, пока не поздно. Крадучись пробрался мимо кухни в ванную, плеснул в лицо ледяной воды, освободил стакан от зубных щёток, налил и жадно выпил. Мокрой ладонью пригладил редкие волосы. Грохот на кухне не прекращался.

Он шмыгнул обратно в комнату, натянул штаны, куртку и выскользнул в прихожую. Обуваясь, пошатнулся и едва не рухнул. Из кухни высунулась Василиса.

— Куда, алкаш?

— Василисушка, я быстро… я сейчас… — Иван сорвал с вешалки фуфайку и спиной попятился к двери.

— Стоять! — рявкнула она, двинулась на него грудью, достойной былинной богатырши, но он уже выскочил на лестницу и захлопнул дверь.

— Только попробуй вернуться, я тебе… — донеслось из-за двери.
Иван не стал дослушивать и пустился вниз по ступенькам.

На улице светило солнце, с крыш звенела капель, кое-где из-под снега проглядывали рытвины асфальта. Мужчины шли с мимозами и тюльпанами, торопясь домой к завтракам и объятьям.

— Эй, дружище, который час? — спросил Иван у прохожего с пушистой веткой.

— Похмеляться пора, — бросил тот через плечо.

— Вот бы, — вздохнул Иван и побрёл дальше.
На самом деле он хотел спросить, где купить цветы, но язык подвёл.

— Паренёк, где цветы брал? — остановил он юношу с букетом.

— Вон там, — махнул тот рукой.

Иван зашагал в указанном направлении и вскоре увидел у перекрёстка женщину с коробкой, из которой выглядывали жёлтые головки мимоз.

Он ускорился. Хотелось купить цветы, задобрить Василису, а если повезёт — выпросить сто грамм праздничных. Но в коробке осталась лишь жалкая веточка.

— Берите, мужик, дешево отдам, — сказала торговка, глядя на него взглядом, полным понимания и насмешки.

— Букет бы… для жены. Больше нет?

— Нету, — передразнила она. — Ждите, может, подвезут.

Иван подумал, что с такой веточкой лучше вообще не приходить, и пошёл дальше. По дороге порылся в карманах — нашёл смятый пятисотенный. Сколько стоят цветы, он не знал. У машины толпились покупатели. Услышав цену, Иван понуро отступил.

— Тебе один? — спросил продавец с густой бородой.

— Вот сколько есть, — показал Иван купюру.

— На эти деньги — один тюльпан. Берёшь?

Один цветок — не лучше жалкой мимозы. Иван отошёл, скребя затылок. Кто мог занять? «Жора должен триста!» — вспомнил он и зашагал к дому Жоры.

— Кто там? — раздался за дверью голос Алевтины, жены Жоры.
Она была женщиной строгой, держала мужа в чёрном теле. Жора звал её за глаза «Кащеевной».

Иван назвался, приникнув к замку.

— Чего надо?

— Жору позови. Должен он мне.

Тишина. Видимо, Алевтина переваривала информацию.

— Сейчас я тебе дам! — раздалось наконец.

Щёлкнул замок, в щель просунулась рука с кукишом.

— На, получай!

Иван дёрнул дверь на себя. Алевтина вылетела на площадку. Кукиш пролетел мимо. За её спиной мелькнул Жора в застиранной майке «Балтика» и семейных трусах.

— Жора, будь другом… — начал Иван, но дверь захлопнулась.

«Где взять денег? Надо было у Василисы в пальто порыться», — подумал он. «Летом бы сорвал с клумбы… Кто этот праздник в марте придумал?»

Но идти домой с пустыми руками было нельзя. Иван брел, не глядя на счастливых обладателей букетов. Поскользнулся, едва не упал. Ноги дрожали. Присел на скамейку передохнуть.

Во рту пересохло, живот урчал. Не ел с вчера. Теперь неизвестно, когда Василиса его покормит. Если не вернётся с цветами — тем более.

Но тут он вспомнил, как они с Василисой познакомились, как он носил её на руках, таскал цветы с клумб. Двоих детей вырастили. Сын далеко, дочь рядом… Куда всё делось?

Уже хотел пойти за пивом, но увидел парня с букетом. Тот остановился, попросил сигарету.

— Не курю. Пью, но не курю, — ответил Иван, глаз не отрывая от роз, выглядывавших из обёртки.

— Девушка не пришла? — догадался он.

— Час ждал. Не берёт трубку.

— Цветы-то замёрзли, — покачал головой Иван.

— Да гори они… — парень замахнулся, чтобы швырнуть букет в урИван вскочил, перехватил букет на лету и, прижав розы к груди, побежал домой, где Василиса уже ставила на стол графинчик с рябиновой настойкой — она всё простила.

Rate article
Прости, Катенька…