Слушай, представь себе: пусть последний вечер будет красивым, как в старой песне про весенний закат. Он бы сидел у окна своей возлюбленной, молил о долгих годах её счастья, а потом свернётся калачиком и уйдёт в свои мечты, не вернувшись.
Он пережил три холодных зимы подряд и это не преувеличение. На улицах Москвы такая выносливость почти чудо, ведь почти все дворовые коты врутятся гораздо быстрее.
Родился он в обычном московском доме, рядом с мамойкошкой, которая доверяла людям. Всё изменилось в один миг. Хозяева погибли в автокатастрофе, а их взрослый сын, ненавидевший кошек и державший свирепого псаохранника, решил избавиться от «лишних» жильцов. Не раздумывая, он выгнал всю кошачью семью на улицу.
Первая зима никого не спасла ни мать, ни братья, ни сёстры. Одних съел голод, других убил мороз, третьих разорвали собаки, а ктото попал под колёса. Выжил лишь один рыжий кот, которого назвали просто «Тимофей».
Тимофей подобрал старый дворник Пётр. Хотя «подобрал» звучит громко: он лишь заметил маленькую рыжую шишку, отнял её от матери, занёс в подвал и разместил рядом с горячими трубами. Там Пётр кормил его всю зиму, и кот выживал.
Имя ему так и не дали. Через разбитое окошко подвала он выглядывал наружу, учась бездомным трюкам: держаться подальше от собак, прятаться от людей, рыть мусорные кучи в поисках крошки. Так прошла вторая зима, когда старого дворника уволили за выпивку, а пришёл строгий Иван, который уже не стал кормить Тимофея, но и не заколол окно. Достаточно было этого, чтобы кот пережил ещё один холодный год, став сильнее и ловчее.
Третья зима оказалась самой жестокой. Все подваловские окна застеклили, а наружу идти стало почти невозможно. Пришлось искать новое убежище. В одном из дворов Тимофей нашёл забытый колодец с протекающей теплотрассой. Тёплые трубы шипели прямо на земле, а густые кусты скрывали ямку от посторонних глаз. Он набросил туда тряпки и старую одежду, сделав себе гнездо. Над ним нависали балконы, и снег таял от тепла труб, но всё равно было сыро и пронизывающе холодно.
Зиму он прошёл, но вышел из неё почти призраком: худой до костей, шерсть покрыта лохматыми пятнами, глаза постоянно насторожены. По уличным меркам старость наступает рано, и его стали называть «стариком». Пища теперь приходила в виде жалких крошек.
Однажды в осенний дождь ктото заметил эту «некрасивую» ямку и решил её засыпать. Тимофей, как обычно, ночевал на трубе, когда увидел свежевскопанную землю. Он уселся напротив кучи листьев, понимая, что это его последний приговор. Места, где можно укрыться, уже заняты другими котами.
Он устроился в моклой куче опавших листьев, дрожал от холода, но всё ещё держался. И в этом хрупком состоянии он влюбился.
Да-да, влюбился. Никаких иллюзий влюбился в красивую кошку Аделию, живущую в квартире на первом этаже. Она любила сидеть на подоконнике и смотреть наружу. А он внизу, глядя на неё, ощущал, как внутри холодного мира загорается маленькое тепло.
Однажды он решился: порался по дереву, перепрыгнул на широкий металлический козырёк под окном, который хозяева оставили зимой для хранения продуктов. С тех пор он часто садился туда, смотрел на Аделию за стеклом и вздыхал. Он ничего не просил, лишь любовался ею. Иногда она спускалась к мискам с кормом, а он лишь сглатывал слюну не от зависти, а от простой животной пустоты.
Он уже думал, что если судьба всё же заберёт его этой зимой, то пусть это случится у её окна. Он свернётся калачиком, будет смотреть на неё и уйдёт в теплом сне, а не в страхе.
Однажды хозяйка заметила его и крикнула, размахивая руками. Он убежал, но потом вернулся. Мужчинахозяин, увидев кота, не прогнал его, а вместо того стал тайком кидать за окно кусочек мяса, колбаску. Тимофей подбирал их, а однажды, дрожа, подошёл к стеклу и мяукнул.
Аделия сначала посмотрела на хозяина, потом на рыжего. В её взгляде отразилось удивление.
Ты же знаешь, тихо сказал мужчина. Она не любит новых котов. Я просил её, но она отказалась.
Он опустил руки. Тимофей всё понял и не обиделся. Дом не для таких, как он, а для чистокровных, молодых и ласковых.
Тот вечер был особенно холодным. Тимофей промок, замёрз и вдруг понял, что смысла больше нет ни в поиске уголка, ни в бесконечном выживании. Если конец неизбежен, пусть он будет здесь, рядом с окном, откуда смотрит его маленькое чудо.
Он решил, что последняя ночь будет последней. Сначала доест оставленную мужчине колбаску, а когда Аделия уйдёт в своё тёплое гнёздышко, он свернётся калачиком у окна и уйдёт туда, где нет ни холода, ни голода, только сон, из которого не нужно просыпаться.
Снег начал падать неожиданно, и Аделия с удовольствием наблюдала, как белые хлопья кружатся за стеклом и оседают на рыжем коте, сидящем снаружи. Её радовал танец снежинок, а она и представить не могла, что эта красота медленно убивает того, кто смотрит на неё через ледяное стекло.
Тимофей тем временем коченел. Съеденная час назад сосиска ещё дарила крошечный запас тепла, но оно таяло вместе с последними силами. Ветер обжигал, мороз втыкался в кости, и даже сидеть стало тяжело. Он всё ещё смотрел на неё, но уже понимал, что долго так продержаться не может.
Он готовился к прощанию, как к важнейшему событию своей жизни. Хотел уйти красиво: ещё раз взглянуть на любимую, тихо мяукнуть чтото доброе, мысленно пожелать ей долгих лет и тёплой судьбы, а затем исчезнуть. План был прост: съесть последнее лакомство, дождаться, пока Аделия вернётся в свою квартиру, и, свернувшись калачиком у холодного стекла, шагнуть в свои сны.
Снегопад усилился, и Аделия, сидя на тёплом подоконнике, зачарованно следила за медленным танцем снежинок. Ей нравилось, как белые хлопья падают на рыжую спину её тайного поклонника. Для неё это было красивое зрелище, почти игра. Она не знала, что за этим узором скрывается смерть. Не понимала, что снег это мороз, ветер боль, голод пытка. Она, как и многие из нас, не знала улицы.
Тимофей, вдыхая холод, ощущал, как последняя капля тепла ускользает из тела. Лапы немели, хвост затвердевал, а глаза закрывались. Последний раз он прижался к ледяному стеклу, не дождавшись, пока Аделия уйдёт, и свернулся в крошечный шарик.
Холод грыз каждую косточку, но вдруг его охватила странная сонливость, словно мягкое одеяло. Он понял: сопротивляться бессмысленно. Всё равно конец уже рядом.
Последний раз он открывает глаза и видит её ту самую, ради которой он карабкался на козырёк. «Как же красиво», подумал он. «Что ещё может быть лучше? Какая лёгкая смерть»
Голова опустилась, глазки закрылись. Внутри ему показалось, будто открывается окно, и чьито добрые руки поднимают его, нежно держат, шепчут ласковые слова. А рядом стоит Аделия, и они вместе идут к тёплой пиале с едой.
«Какой прекрасный сон», пробежало в его сознании.
Аделия всё ещё смотрела на снежный покров, который ложился на рыжего. Она мяукнула, будто пыталась разбудить его, стучала лапкой в стекло, но ответа не было. Холод уже сжал его тело, и он погрузился в безмолвие.
Снег превратил его в белый сугроб, укрыв, как саван.
Что она там кричит? пробурчала жена Петра, глядя в окно. На снег чтоли смотрит?
Пётр поднял голову от дивана, увидел, как Аделия бьёт лапой в стекло. Вспомнил её глаза, вспомнил рыжего. Он бросился к окну, отодвигая задвижки.
Ты что творишь?! крикнула жена. Закрой это немедленно!
Но он уже не слышал её. Кошка помогала, прыгала, мяукала.
Окно открылось, и в дом ворвались снег и ветер.
Закрой! продолжала крикнуть жена, но Пётр уже нашёл в углу маленький занесённый холмик. Он схватил замёрзшее, лёгкое тело и понёс в ванную. Аделия побежала за ним, жена следом.
В ванной Пётр обмыл кота тёплой водой, а Аделия сидела рядом, тихо мяукая. Он шептал: «Вернись, пожалуйста», массировал маленькую грудку, пытаясь вдохнуть в кота жизнь. Жена стояла у двери, молча наблюдая.
Вдруг рыжий услышал голос издалека, будто из другого мира, зовущий его обратно. Он задумался: «Зачем возвращаться туда, где боль?». Но потом услышал голос Аделии тот самый, ради которого он каждый день набирался сил.
Глаза медленно открылись, будто веки тяжёлые. Он увидел Петра, лицо которого было окрашено от волнения, рядом стояла Аделия, живой, с радостными глазами.
Есть! воскликнул Петр, прижимая мокрого рыжика к себе.
Аделия спрыгнула, закружилась, радостно мяукая.
Быстро! Полотенце! Фен! крикнула жена.
Тепло обволакивало кота, вытирали его мягкими полотенцами, сушили феном, шептали нежные слова. Рыжий не понимал, сон ли это. Аделия обнюхивала его, терлась мордочкой.
Он думал: «Этого не может быть. Слишком красиво для реальности». Потом жена дала ему тёплого молока. Он сделал глоток, и горячая волна прошла по горлу. Кот закашлялся, оттолкнул миску лапой и, наконец, стал яростно лакать.
Будет жить, сказал Пётр уверенно.
Аделия прижалась к нему боком.
Как его зовут? спросила жена после паузы.
Его зовут Любимец, улыбнулся Пётр. Именно так.
Кошка мяукнула, будто подтверждая.
Теперь Любимец живёт в этой квартире. Шерсть блестит, хвост пушист, глаза спокойные и благодарные. Они вместе сидят на подоконнике и смотрят на улицу. Любимец иногда вспоминает, каково было быть на той стороне стекла, тяжело вздыхает, а Аделия гладит его плечо, шепча: «Теперь ты дома. Теперь ты наш».
А внизу попрежнему бегают те, кого не пустили внутрь. Они всё ещё надеются пережить зиму. Надеются
