**Дневник неизвестного мужчины**
Пусть думают, что мне сказочно повезло.
Людмила ненавидела своё имя, а фамилию — Хрякова — и подавно. Дети жестоки: с первого класса её дразнили Хряком. Она стояла перед зеркалом и мечтала о светлых волосах, как у Даши Власовой, длинных ногах, как у Светки Родионовой, или хотя бы о богатых родителях, как у невзрачной двоечницы Нади Звонарёвой, за которой в школу приезжал чёрный «Мерседес». «Зачем мать вышла за этого неудачника? Хоть бы подумала, как мне жить с такой фамилией. Выйду замуж только за человека с благозвучной фамилией, а лучше — за иностранца», — грезила она.
Её бесили чёрные кудри, вечно выбивавшиеся из-под шапки, смуглая кожа, серые глаза, которые казались ей слишком холодными.
Мать работала бухгалтером в больнице, отец — водителем троллейбуса. Денег вечно не хватало. Отец копил на машину и цепко следил, чтобы рубль не ушёл зря. «Нечего наряжаться, не барыня», — ворчал он, заметив новую кофту. Большую часть вещей Людмила донашивала за двоюродной сестрой. Новое перепадало редко, только если не подходило сестре. Как же всё это достало! Будь у неё нормальные родители, никто бы не смел называть её Хряком.
Перед выпускными приехала тётка Валя — сестра отца. Она работала горничной у богатых в Германии.
— Хочешь, научу, как туда попасть? — однажды ночью прошептала она. Спали они в одной комнате.
— Конечно! — обрадовалась Людмила.
— Только тихо. Твой батька не одобрит. Тебе восемнадцать есть?
— В марте исполнилось. — Сердце заколотилось.
— Вот и ладно. Разрешения не надо. Сделаешь, как скажу, и всё устроится. А твой отец всю жизнь скрягой был.
Тётя Валя выглядела как настоящая заграничная дама. «Главное — деньги, а как они достались, никого не волнует», — говорила она.
Людмила заболела этой идеей. Тётя дала денег на билет, сказала, что та вернёт, когда заработает.
Для вида поступила в колледж на парикмахера, но, получив вызов из Германии, бросила учёбу, собрала вещи, оставила записку родителям и уехала.
В Берлине её встретила тётя Валя и отвезла в огромный дом на окраине, где Людмиле предстояло ухаживать за восьмидесятилетней старухой.
— Не подведи, не воруй. Я за тебя поручилась, — строго сказала она.
Роскошный дом ошарашил провинциалку. Её поселили в крохотной комнатке рядом со старухой. Людмила радовалась, что не надо снимать жильё. Дважды в неделю она убирала дом за доплату. Италия для неё ограничилась стенами особняка и видом на идеальный газон. Но это её не смущало. Год пролетит — заработает, выучит язык, а там видно будет.
Как отец, она стала копить. Тратить было некуда. Делала селфи на фоне дорогой мебели и выкладывала в соцсети: «Пусть завидуют — мне повезло».
Бывшие одноклассники ставили лайки. Теперь никто не называл её Хряком. Спрашивали, как она устроилась, но Людмила отвечала туманно.
Однажды её фото прокомментил Игорь, одноклассник. Они начали переписываться. Он скромно писал, что работает в автосервисе, хорошо зарабатывает, купил «БМВ». Выложил фото на фоне машины.
Но о чувствах писал всё чаще. Жалел, что они далеко, спрашивал, когда вернётся. Людмила уклонялась, говорила, что в Германии лучше. Понимала: его любовь подогревалась её «заграничной жизнью». Но Игорь клялся, что любил её с седьмого класса. Она вспомнила его взгляды на уроках — и поверила.
Однажды хозяева уехали на приём. Старуха спала. Людмила зашла в гардеробную и примерила платье хозяйки — красное, на тонких бретелях. Немка была худой, а у Людмилы всё было на месте: грудь, талия, бёдра. Впервые она себе понравилась.
Налила вина, сняла себя на телефон в гостиной, выложила с подписью: «Вернулась с приёма… Устала… Решила расслабиться…» Выпила ещё бокал и уснула на диване в платье.
Разбудили крики хозяйки. Та орала так быстро, что Людмила ничего не поняла. Но когда та указала на дверь, всё стало ясно. Немка принесла её вещи и вышвырнула на улицу.
Людмила собирала чемодан под крики: «Raus!» Это она поняла. Уходя, увидела себя в зеркале — и обрадовалась, что не сняла платье. Но хозяйка опомнилась и вернула её.
Медленно снимала наряд, под которым были только трусы. Хозяин жирно разглядывал её тело, что-то горячо шептал жене, но та лишь кричала в ответ. Людмила усмехнулась и ушла, не дожидаясь развязки.
Если бы знала язык, могла бы найти другую работу. Но без языка и рекомендаций — нет шансов. Позвонила тёте Вале, но та была в отъезде. Людмила решила вернуться в Россию. Прожила год за границей, скопила денег. Если отец ещё не купил машину, поможет.
На вокзале её встретили грязь и обшарпанные дома. Она пожалела о возвращении. Лишь русская речь радовала — не надо ломать голову над чужим языком.
У таксистов узнала Игоря. Он смутился, но улыбнулся:
— Почему не предупредила? Встретил бы в аэропорту.
— А где твоя «БМВ»? Врал? — вспыхнула она.
— Ну да. Ты бы не ответила, если б узнала, что я простой механик. «БМВ» — мечта. А таксую для души.
— Ладно, — она разглядывала его. — Ты изменился.
— А ты стала краше, — он не отводил глаз. — Надолго приехала?
— Посмотрим, — буркнула Людмила.
— Садись, отвезу. Только…
— Что? — насторожилась она.
— Твоя мать ушла от отца. Живёт с каким-то. А отец запил.
Людмила побледнела.
— Мать в больнице ещё работает? Везёшь туда.
Они ехали молча. Город казался ей тесным и чужим. «Он честно признался, что врал. А я не могу. Стыдно, что в Германии только уборкой занималась, что меня выгнали… Придумаю что-нибудьНо когда она вышла из такси и увидела мать, стоявшую на крыльце больницы с букетом полевых цветов и улыбкой, внезапно поняла, что больше всего на свете боится не насмешек, а того, что однажды эта улыбка исчезнет навсегда.