Слушай, расскажу, что у меня сегодня в квартире в Москве, с мужем Глебом и его мамой, Галина Петровна, происходит.
Да просто Мама говорит, что ты теперь странная, бросила она, чуть обидевшись.
Ах, мама говорит фыркнула Василиса.
Вспомнилась недавняя ссора. Неужели свекровь может напомнить, как я ей «нахамила», когда она начала втирать в разговор своё печальное прошлое? И всё это, наверное, уже в сотый раз.
Галина Петровна, давайте сменим тему, попросила Василиса вежливо, но настойчиво.
Свекровь, только что начав свою привычную монологию о прежних недоношенных детях, захлебнулась воздухом и с недоумением посмотрела на молодую женщину.
Василиса, я же тебя поддержать хочу.
Спасибо, мне не нужна поддержка от человека с эмпатией, как у «пирожка».
Ты меня сейчас «пирожком» назвала? в глазах Галины закипели слёзы.
В обычный день я бы попыталась сгладить конфликт, может, даже ушла бы под предлогом срочного звонка с работы. Но горемозги странная штука. Особенно когда они начинают «перестраивать» весь организм в период беременности.
К пятому месяцу я превратилась из мягкой и терпеливой в женщину, которая, засучив рукава, сразу спрашивает: «Где же, понашему, лошадка и изба?», а потом сама решает проблемы.
Как я должна вас звать, если вам уже триста раз сказали, что я не хочу обсуждать ваш неудачный опыт родительства?
Знаешь, у меня есть другаутист, который иногда начинает танцевать в общественном месте или не понимает шутку, но даже он понял, что обсуждать такие вещи с беременной верх идиотизма.
То есть я ещё и «идиотка», потому что я добра? крикнула я, вылепив дверь наотмашь. Выдохнула, вдохнула и улыбнулась, будто всё в порядке.
Надежда была, что теперь она оставит меня в покое на пару недель, а лучше навсегда. Но эта надежда исчезла, ведь разговор с мамой стал лишь началом новых проблем.
Глеб, наш сын, за ужином молчал, выглядел задумчивым. Я попыталась, как обычно, завести беседу, но он отвечал односложно, будто гдето в облаках. На вопросы, что не так, он лишь уверял, что всё нормально. Я не связала его молчание с утренней ссорой, подумала, что он просто занят работой или у него чтото случилось, о чём он не хочет говорить.
Через пару дней разговор всё же завязался. Глеб, меня спрашивая, как будто ни в чём не подозревая, спросил:
Василиса, а ты слышала о послеродовой депрессии? У беременных тоже может появиться, правда?
Может, её не называют послеродовой, но я точно не в депрессии, ответила я, чуть улыбнувшись. Если нужно, могу сходить к психиатру, но только если ты пойдёшь со мной и объяснишь врачу, почему ты заподозрил у меня «депрессию».
Он снова повторил: Да просто Мама говорит, что ты странная стала.
Я опять вспоминаю ссору. Не могла свекровь в очередной раз напомнить, как я «нахамила» ей после её воспоминаний?
Глеб, без обиняков скажу: если кто и должен к специалисту, так это твоя мама. Ты знаешь, что она мне сказала?
Знаю, сказал он, она считает, что ты ей постоянно подсовываешь гададости, как с советами по маске для волос.
Что ты сейчас имеешь в виду? я не поняла, в чём смысл.
Глеб напомнил, как пару недель назад его мама купила такую же маску, какая у меня была, и уверяла, что именно я её ей посоветовала.
Мама тогда использовала эту маску и решила, что ты ей плохую посоветовала, а хорошую, от которой волосы росли, скрыла.
Что? воскликнула я. Ты в женских штучках, как ты говоришь, ничего не понимаешь. Если бы понял, сразу бы увидел подвох.
Я быстро объяснила за три минуты, почему я, с волосами, никогда не крашенными и без утюжка, не могла советовать ей маску для «плохих» волос. Эта маска предназначена для здоровых волос, а у Галины постоянно химия, биозавивка, и её волосы от этого гибнут.
Я отправляла ей правильный адрес, когда нужно было забрать посылку у твоего друга, показала я на телефоне переписку.
Понятно. Прости, кажется, я не должен был доверять маме. Раньше она была нормальная, а теперь сказал он.
Она начала рассказывать мне о своём горе, пережитом четыре раза подряд, пока ты не появился, но нельзя постоянно об этом говорить, особенно учитывая моё положение, я подметила.
Ты хочешь сказать, что она уб? пробормотал он, и, видимо, позвал маму на разговор. После этого Глеб вернулся домой и поставил меня перед фактом: отношения с мамой он больше не будет поддерживать.
Я была рада, ведь свекровь уже наскучила своим неадекватным поведением и попытками меня врутить перед мужем. Родственники Глеба ещё долго твердили, что он «променял мать на постороннюю женщину». Он лишь фыркал в ответ: мать моего ребёнка не посторонняя, а если мама виновата, то спросим её.
Сейчас вопрос один: зачем маме понадобилось ссорить её с беременной женой? Ответа пока нет, но типичная история, когда мать не хочет делить сына с другой женщиной. Она потеряла всё, и виновата в этом сама, так что нет смысла «катить» бочку на Глеба и меня.
Хотя бы ребёнка бы ей разрешили увидеть, возмущаются родственники.
Вот ты такую бабушку своим внукам навязывай, парирует Глеб.
Он, кажется, получает какоето удовольствие от этих перепалок в чатах. Может, даже жалел, что после предложений брать на себя заботу о бабушке, родственникам нечего оставалось, кроме как отмахнуться. Глеб видел, что его мать недолюбливает его, и теперь знает, почему всё так сложилось. Он не смог ничего исправить, поэтому пару раз намекнул родственникам не лезть в чужие дела, а потом полностью оборвал с ними контакт. С этим ушла и всякая помощь, и «любящие люди» наконец оставили семью в покое.
Сейчас наш маленький сын растёт в тишине и спокойствии. Мы с Глебом делаем всё, чтобы это спокойствие продлилось как можно дольше, желательно до самого детства. Когда он пойдёт в школу, будем учить его общаться и правильно отвечать на такие «прилипалы». А учить будет легко у меня после беременности зубы не отросли, а Глеб скромен, как и полагается. Скромность в наши дни мало кому помогает, но я считаю, что успела понять это рано, пока ещё не поздно было всё исправить и избавиться от паразитов всех видов.
