В тихом городке на берегу Оки Антонина Васильевна всю жизнь старалась быть образцовой матерью и свекровью. Она отдавала всё своё время, силы и сбережения ради блага сына и его жены. Но их чёрствость и неблагодарность разбили её душу. Когда невестка в слезах умоляла о помощи, Антонина впервые сказала «нет», решив, что пора платить той же монетой. Теперь она мучается: прав ли её поступок или это конец семейным узам?
Недавно раздался звонок от невестки, Ларисы. Голос её дрожал: «Антонина Васильевна, ради Бога, приезжайте! Температура под сорок, горло болит так, что глотать не могу. Со Светочкой одной не справляюсь!» Антонина, сидя в своей квартире, сухо ответила: «Прости, Ларисочка, не могу. Я в деревне у тёти, даже если хотела бы – не успею». Она бросила трубку, чувствуя, как горечь смешивается с горьким торжеством.
Когда Антонина рассказала об этом соседке Галине, та ахнула: «Тоня, да ты же здесь, в городе! Ларисе и правда тяжко – Светочке всего четыре месяца! Как ты могла?» Антонина сжала губы: «Внучка, да, четыре месяца. Но Лариса заслужила. Пять лет я пыталась быть ей второй матерью. На свадьбу отдала полмиллиона, потом на ремонт помогла, всю мебель выбирала. А они хоть раз спасибо сказали? Ни разу! Только и знают, что на бренды тратиться, айфоны менять да в Турции отдыхать!»
Голос её задрожал: «Когда Лариса беременная была, я к лучшим врачам её водила, сама анализы по поликлиникам таскала. В роддом пироги носила, перед выпиской квартиру до зеркального блеска отмыла. И что? Как об стенку горох! Считают, что так и надо!» Галина вздохнула: «Тоня, дети часто так – думают, родители обязаны». Но Антонина резко мотнула головой: «Обязаны? А когда мне помощь понадобилась, они отвернулись!»
Единственный раз Антонина попросила сына, Дмитрия, о поддержке. Она возвращалась из Рязани, где гостила у сестры, с огромными сумками. «Митя, встреть меня на вокзале», – попросила она. Дмитрий согласился, но через полчаса позвонила Лариса: «Антонина Васильевна, вызывайте такси. Митя с работы не может уйти, начальство не отпустит». Антонину будто обожгло. «Когда Ларису с ребёнком в больницу везти надо – время нашлось! А для меня – нет?» – кричала она Галине.
«Лариса права, работа – дело серьёзное, – урезонивала соседка. – Дмитрий семью кормит, нельзя подводить». Но Антонина не слушала: «Мог бы! Я раз в пять лет попросила! Даже не позвонили, не спросили, доехала ли. Сумки – пудовые, я еле волокла. Хорошо, мужик в вагоне помог вынести, потом носильщика наняла. Таксист, чужой дядька, до двери донёс! А родная кровь бросила!» Глаза её наполнились слезами, но голос стал жёстким: «Тогда я и решила – всё. Хватит».
Галина покачала головой: «Тоня, но Светочка-то тут при чём?» Антонина замолчала, чувствуя укол в сердце, но обида была сильнее. «Они сели мне на шею, Галя. Я – как обслуживающий персонал, а они даже спасибо кивнуть не хотят! Пусть теперь узнают, каково это». Она вспоминала, как гордилась сыном, как мечтала, чтобы Лариса стала ей дочкой. Но каждую её заботу встречали равнодушием, словно так и надо. Теперь она решила: раз не ценят – и я не буду.
По ночам Антонина ворочалась без сна, разрываясь между злостью и тоской. Она представляла крошечную Светочку, плачущую в кроватке, и Ларису, корчащуюся от жара. Сердце ныло, но воспоминание о предательстве Дмитрия и Ларисы глушило жалость. «Сами напросились», – шептала она в подушку, но слёзы текли ручьём. Она знала – её решение может навсегда отдалить её от сына и внучки, но назад пути не было. «Пусть поймут цену доброте», – твердила она, хотя в глубине души боялась, что эта правда оставит её одну.
Антонина смотрела в окно на заснеженный двор и думала: права ли она? Душа её металась между жаждой справедливости и страхом потерять родных навсегда. Она вспоминала, как плакала от счастья, когда родилась Светочка, как мечтала нянчить её. Но чёрствость сына и невестки убила эту мечту. Теперь она ждала, что они первыми протянут руку, но телефон молчал. «Правильно ли я поступила?» – спрашивала она себя, и ответа не находила.
