**Звонок**
Марья пообедала, помыла посуду и прилегла отдохнуть. Муж уехал на дачу к другу помочь с забором — вернётся только завтра к вечеру, в понедельник ему на работу. Марья уже год как на пенсии, а Виктору до неё ещё два года работать.
Неожиданный звонок выдернул её из дремоты. Марья не сразу сообразила, что звонит телефон.
— Да… — прохрипела она, даже не глядя на экран.
Кто ещё мог звонить, кроме дочки и мужа? Виктор не любил болтать по телефону — значит, дочь. Та жила с мужем в другом городе и вот-вот должна была родить.
— Марья? Спишь, что ли? — раздался в трубке незнакомый женский голос.
— Кто это? — насторожилась Марья.
В трубке демонстративно вздохнули.
— Не узнала? Сколько лет не виделись-то?
— Лида?.. Откуда у тебя мой номер? — удивилась Марья, но почему-то не обрадовалась.
— Какая разница? Встретила лет пять назад твою мать, она и дала.
Марья припоминала, мама что-то такое говорила.
— Ты в городе? — глупый вопрос, конечно. Зачем звонить, если не хочешь встретиться? — Ходили слухи, ты в Германию уехала, — добавила она.
В трубке рассмеялись, но смех тут же перешёл в стон.
— Что с тобой? Где ты? — встревожилась Марья.
— В больнице. Потому и звоню. Придёшь? Мне нужно кое-что сказать. И ничего не неси, не надо.
— В больнице? Ты чем-то заболела? — Марья окончательно проснулась.
— Тяжело говорить… Адрес напишу в смс.
— Лида, подожди… — начала Марья, но в трубке зазвучали гудки.
Сразу пришло сообщение с названием больницы. *«Господи, неужели у неё рак?»* — в панике перечитала Марья.
Взглянула на часы — половина шестого. Пока доберётся, приём уже закончится. Пошла на кухню, достала из морозилки курицу для бульона. Лида сказала ничего не нести, но разве пойдёшь в больницу с пустыми руками? Домашний бульон — не еда, а лекарство. Положила курицу оттаивать в раковину, села за стол. Дочке двадцать восемь — столько же лет они не виделись с Лидой.
С возрастом Марья привыкла встречать любые новости с осторожностью. После звонка никак не могла отделаться от тревоги. И Виктора, как назло, нет дома. Может, оно и к лучшему. Завтра с утра сварит бульон, навестит Лиду и всё узнает. Но успокоиться не получалось.
Лиду с десяти лет растила бабка по отцу. Ласки она не знала и часто засиживалась у Марьи, делая уроки. Бабка гнала самогон и поставляла его местным алкашам. Родители, естественно, тоже пили. Жёны этих алкашей грозились спалить бабкин подпольный цех. Может, кто-то и поджёг, а может, как считала милиция, отец уснул с папиросой, но Лидины родители не выбрались из горящего дома. Бабка куда-то ушла, а Лида, как всегда, была у Марьи. Они остались живы.
После пожара бабку с Лидой поселили в общагу. На общей кухне самогон варить запретили. Бабка заскучала, начала считать копейки и попрекать внучку за каждый кусок. Питалась Лида у Марьи.
Бабка Лидину мать ненавидела, звала ведьмой, винила, что та её сына сгубила. Что в доме стоял даровой самогон — об этом бабка умалчивала. Мать Лиды была красавицей. Редкий мужик, любого возраста, проходил мимо, не оглянувшись. Отец ревновал её до безумия, бил даже.
Лида выросла и стала вылитой матерью. Такая же высоченная, стройная, с огненными кудрями, чёрными глазами и пухлыми губами. Веснушки по всему лицу её не портили — наоборот, придавали золотистый оттенок.
Сразу после школы Лида сбежала из дома с каким-то заезжим парнем. *«Непутевая, вся в мать»*, — качала головой бабка.
Мать Марьи жалела Лиду, но дружбу дочери с ней не одобряла. Когда Лида сбежала, даже облегчённо вздохнула. Боялась, что та сведёт Марью с пути. Что их связывало? Сама Марья не могла ответить, просто с Лидой было весело.
Марья окончила техникум, устроилась на работу, встретила Виктора и вышла замуж. Через год родила дочку. О Лиде слышала только слухи.
Мать Марьи работала, помогать не могла, а вечерами, когда Виктор был дома, стеснялась приходить. Вот и крутилась Марья одна, от усталости буквально валилась с ног.
Единственное, о чём мечтала, — выспаться. Стоило прикрыть глаза во время кормления, как проваливалась в сон. Вскакивала в ужасе — вдруг выронила ребёнка или та задохнулась под грудью. Дочка, наевшись, мирно спала на руках. Марья перекладывала её в кроватку и шла сцеживать молоко, готовить обед, стирать пелёнки, заставляя себя не закрывать глаза.
Именно в это сложное время объявилась Лида. Она стала ещё больше похожа на мать — если вообще это было возможно.
— Ну и видок у тебя, подруга. Всегда знала, что семейная жизнь женщину не красит. Никогда не заведу детей, — без предисловий заявила Лида, увидев Марью.
— Не зарекайся, — усмехнулась та.
Лида рассказала, что сделала кучу абортов и теперь рожать не сможет. Но материнский инстинкт никуда не денешь. Лида с радостью помогала с ребёнком, гуляла с ним, пока измотанная Марья готовила или просто спала.
Вскоре Лида бросила парня, с которым сбежала, сделав от него первый аборт. Следующий её мужчина был гораздо старше. Снял ей квартиру в центре Петербурга, навещал дважды в неделю.
— Жила, как сыр в масле, — вздыхала Лида.
— Почему *как*? — спрашивала Марья. Рассказы про мужчин её не интересовали, но из вежливости она поддерживала разговор.
— Старый, противный. Хотя не жмот, денег давал, золото, шубы.
— А семья?
— При чём тут они? — отмахнулась Лида.
Мужик узнал, что в остальное время она встречается с другими, и выгнал её. Потом были другие, даже иностранец. Отсюда и слухи, что уехала в Германию. Хотя иностранец был из Швеции.
— Ладно, хватит обо мне. Как тебя угораздило вляпаться в эту кабаОна вышла за ворота кладбища, глотнула свежего весеннего воздуха и вдруг поняла, что больше не держит зла ни на Лиду, ни на мужа, ни на эту жизнь — просто потому что жить с обидой в сердце куда тяжелее, чем простить и идти дальше.
