**14 марта**
Сидел сегодня вечером на кухне, глядя в чёрное окно, словно пытался разглядеть в нём ответы на свои вопросы. Лицо будто посерело от усталости. Вдруг скрипнула дверь — вошла тётя Галя, свекровь.
— Что не спишь, Алёна? — спросила она, наливая себе воды из графина.
— Думаю, Галина Петровна, — ответил я тихо.
Она хотела уйти, но я неожиданно остановил её:
— Останьтесь. Надо поговорить. Дверь закройте…
Тётя Галя нахмурилась:
— Что случилось?
— Садитесь. Я… надо рассказать вам про Витю…
Она опустилась на стул, сжимая стакан, а я начал говорить. Чем больше слов вылетало, тем бледнее становилось её лицо. Казалось, она онемела от услышанного.
— Нет, Алёна, ночью я людей на улицу не выгоняю. Утром уйдёте с Мишей. Мне на работу вставать — разбудишь перед уходом.
— Может, ремонт перенести? Мы с сыном летом на дачу уедем, а сейчас холодно… Да и Виктор вот-вот вернётся…
— Нельзя. Сейчас цены низкие, а летом всё подорожает, да и с пылью жить не хочу.
— Всё равно пыль будет, — осторожно заметил я.
— И вещи ваши, кстати, убирайте. Говорила уже. Не надо тут страдать. Мой сын вас с ребёнком приютил — могли бы и потерпеть.
— Но Миша же ваш внук! — вырвалось у меня.
— Да? А у Вити есть дочь от той, в командировках. Вот она — моя внучка. А этот… ещё надо доказать.
Меня будто ударили под дых.
— Ему почти четыре года. И только сейчас вы об этом говорите? Куда нам с ним идти?
— Не знаю, — пожала плечами Галина Петровна. — Мне всё равно.
С Витей мы познакомились пять лет назад. Не красавец, но казался надёжным. Оба уже не юнцы — не до романтики. Я работал поваром в школе, он — строителем, часто уезжал на север. Забеременел — он сразу в ЗАГС повёл. Без торжеств.
Жили у его матери. Тёте Гале не нравилось, что в её доме чужой человек, да ещё и беременный. Она любила тишину, а тут — кто-то ходит, смеётся, а потом ещё и ребёнок, орущий ночами. Да и сын теперь реже помогал на огороде.
Главное — она не верила в мои чувства. Думала, женился из выгоды. И сомневалась: а Миша — точно ли её кровиночка?
Теперь она затеяла ремонт. Заранее предупредила: съезжайте. Я упирался — некуда. Хотя двоюродная сестра готова была приютить. Свекровь не сдавалась. Её бесило всё: от разбросанных игрушек до запаха каши.
Когда Витя вдруг пропал, я заволновался. Он всегда на связи. Ночью не стал звонить, а утром — телефон не отвечал.
— Он никогда не выключается, — сказал я, заходя на кухню. — Что-то не так.
— Спит, наверное, — буркнула Галина Петровна. — Чего разнервничался?
— Мы каждый день переписываемся. Такого не было никогда.
— Позвони на работу. Давай.
Набрал номер. Через минуту похолодел.
— В больнице. Его забрали… Стало плохо.
— Как?! — свекровь схватилась за стул. — Кто узнал?
— Его… первая жена. Нас даже не известили.
— Я поеду! — вскочила она.
— Нет, у вас ремонт. Я Мишу к сестре, а сам — к нему. Разберусь.
Через три недели мы вернулись с Витей. Он был в плохом состоянии — после инсульта. Левая сторона плохо работала, но он шутил, старался.
Я не отходил от него. Искал врачей, договаривался о реабилитации, спал по три часа, носился по больницам. Жил только одной мыслью — вернуть его к жизни.
Однажды вечером, когда тётя Галя мыла посуду, я тихо сказал:
— Расскажу вам правду. Только ему — ни слова.
И объяснил: Витя поехал к первой жене увидеть дочку. Дверь открыл незнакомый мужчина. А ребёнок — его копия. Блондин с ямочкой на щеке. Потом сама Ирина призналась: тот — настоящий отец, просто тогда она боялась остаться одна, а Витя — подвернулся.
Он сел на лавочку — и сердце не выдержало.
— Значит… — прошептала свекровь, — внучка… не моя?
— Вот именно.
После этого разговора тётя Галя стала смотреть на меня иначе. Видела, как я живу ради Вити, как ночами встаю, массирую ему руку, слежу за питанием. Где теперь тот «чужак», женившийся «по расчёту»?
Однажды, когда я сидел за ноутбуком, она вдруг обернулась:
— Скажи честно. Миша — Витин сын?
Я помолчал, потом поднял голову:
— Правда перед вами. Мы начали встречаться у вас на глазах. Может, и не любил до безумия, но выбрал его. И не предал. Разве вам нужны анализы, чтобы это понять?
Галина Петровна разрыдалась. Потом подошла и обняла меня.
— Прости, дура старая. Ослепла. Не видела, кто передо мной.
Я тоже смахнул слезу:
— И вы простите. Я ведь не ангел. Но мы семья. Да?
В этот момент на кухню зашёл Витя.
— Чего это вы? Что случилось?
— От счастья, сынок, — улыбнулась мать. — Всё у нас хорошо.
— Ну вы даёте… — усмехнулся он. — Плохо — плачете, хорошо — тоже…
— Зато с нами не скучно! — обнял я его, а свекровь подмигнула:
— А главное — надёжно.
**Вывод:** Сомнения разрушают, а правда — странная штука. Иногда она бьёт больнее лжи, но только она может по-настоящему собрать разбитое воедино.
