**Дневник. Сомнения, разъедающие душу**
Поздний вечер. Я сижу на кухне, подперев лицо руками, и уставилась в чёрное окно, словно там можно увидеть ответ. Глаза слипаются от усталости, лицо кажется серым под тусклым светом лампы. Дверь скрипнула — вошла свекровь, Валентина Петровна.
— Что не спишь в такой час? — спросила она, наливая себе стакан воды из графина.
— Размышляю, Валентина Петровна, — ответила я чуть слышно.
Она уже хотела уйти, но я неожиданно подняла голову:
— Останьтесь, пожалуйста. Надо поговорить. Дверь только прикройте…
Валентина Петровна замерла, насторожившись:
— Что-то случилось?
— Садитесь. Я… Надо рассказать вам про Алексея…
Она села, сжимая стакан, а я начала говорить. Чем больше я говорила, тем бледнее становилось её лицо. Казалось, мои слова лишили её дара речи.
— Нет, Надя, в такую ночь я тебя не выгоню. Утром уйдёте с ребёнком. Мне на работу надо — вот и разбудишь.
— А может, ремонт перенести? Летом мы с Артёмом могли бы на дачу уехать, а сейчас мороз… Да и Алексей скоро вернётся…
— Нельзя. Сейчас цены низкие — потом подскочат, да и летом в пыли жить не хочу.
— Всё равно пыль будет, — осторожно вставила я.
— И вещи свои, кстати, соберите. Я уже говорила. Не прикидывайся несчастной. Сын тебя с ребёнком приютил — хоть бы помолчала в благодарность.
— Но ведь это ваш внук! — сорвалось у меня.
— Да? А вот у Алексея дочка от той, на заработках. Вот она — моя внучка. А этот… кто его знает, чей.
Я окаменела. Слова свекрови ударили в самое сердце.
— Ему почти четыре года. И только сейчас вы об этом заявляете? Куда мне идти с ребёнком?
— Не знаю, — пожала плечами Валентина Петровна. — Мне всё равно.
С Алексеем мы познакомились пять лет назад. Он не был красавцем, но казался надёжным. Оба уже не верили в страстную любовь — люди взрослые, жизни нахлебались. Я работала поваром в школьной столовой, он — рабочим, часто уезжал на вахту. Когда я забеременела, он сразу предложил расписаться. Без пышной свадьбы, просто в ЗАГС.
Жили у его матери. Валентине Петровне не нравилось, что в её доме появилась чужая женщина, да ещё и с ребёнком. Она привыкла к тишине, одиночеству, размеренному быту. А тут кто-то поёт в душе, шаркает тапками, а потом ещё и младенец, который кричит без перерыва. Да и сын теперь реже помога́л на даче.
Главное — она не верила в мои чувства. Считала, что я вышла за Алексея по расчёту. И сомневалась: а Артём — точно ли её внук?
Теперь она решила делать ремонт. И заранее дала понять: мне с ребёнком надо съезжать. Я сопротивлялась — ведь некуда. Хотя тётя была готова нас принять. Свекровь не сдавалась. Её раздражало всё: от разбросанных игрушек до запаха детской каши.
Когда Алексей вдруг пропал, я запаниковала. Он никогда так не делал. Ночью я не решилась звонить, но утром его телефон был выключен.
— Он никогда не выключается, — сказала я, заходя в кухню. — Что-то не так.
— Спит, наверное, — буркнула свекровь. — Чего ты разволновалась?
— Мы каждый день переписываемся. Такого никогда не было.
— Позвони на работу. Быстро.
Я набрала номер. Через минуту похолодела.
— Он в больнице. Его увезли… Стало плохо.
— Как?! — Валентина Петровна опустилась на стул. — Кто сообщил?
— Его… первая жена. Её поставили в известность. Нас даже не спросили.
— Я еду! — вскочила свекровь.
— Нет, у вас ремонт. Я отвезу Артёма к тёте, а сама — к нему. Разберусь.
Через три недели я вернулась с Алексеем. Он был в тяжёлом состоянии — последствия инсульта. Левая сторона плохо слушалась, но он шутил, старался, боролся.
Я не отходила от него ни на шаг. Искала врачей, договаривалась о терапии, спала по три часа, носилась на процедуры, уколы, занятия. Казалось, я жила только ради одного — вернуть его к нормальной жизни.
Однажды вечером, когда свекровь мыла посуду, я тихо сказала:
— Я вам расскажу правду. Только ему не говорите.
И призналась: Алексей поехал к первой жене увидеть дочку. Открыл дверь незнакомый мужчина. А ребёнок — его копия. Светловолосый, с ямочкой на щеке. Потом сама Анна призналась: этот мужчина — настоящий отец, а Алексей… просто подходящий вариант в трудную минуту.
Алексей сел на лавочку, и сердце не выдержало.
— Значит, — прошептала свекровь, — внучка мне и не внучка?
— Вот именно.
После этого разговора Валентина Петровна стала смотреть на меня иначе. Видела, как я живу ради мужа, как встаю ночами, массирую ему руку, следитВалентина Петровна вздохнула и, не говоря ни слова, обняла меня так крепко, будто боялась, что я исчезну.
