— Марфа, что за самодеятельность?! — грохотал по квартире Макар. — Куда это ты вырядилась, как попугай?!
— В театр собралась, если не возражаешь! — Марфа поправила у зеркала распродажную кофточку. — С Милой уговорились, спектакль посмотреть.
— Какой ещё театр?! Дома дел горы! Посуда грязная, рубашки мятые! А она в культурные походы! — Макар схватил Марфу за запястье. — Немедленно переоденься и займись делом!
Марфа высвободилась, но на руке краснели отпечатки пальцев.
— Макарчик, мы же вчера договаривались! Весь день дома пахала, всё сделала. Один вечер для себя — преступление?
— Для себя?! — он фыркнул. — А кто тебя кормит-поит? Крышу над головой дарит? Я после работы пришёл — хочу нормальный ужин, а не твои бутерброды!
Марфа молча побрела на кухню. Руки дрожали, внутри всё сжалось в ком. Утром так радовалась вечеру, туфли до блеска начистила! А теперь…
— Вот и правильно! — буркнул Макар довольный, включая телевизор погромче. — Шевелись! Голодный как святой дух в пост!
Пока сковородка грелась, Марфа смотрела в окно. Во дворе ровесница выгуливала собаку, смеялась в телефон. Счастливая какая-то, свободная…
— Марфа! Зависла?! — орал из гостиной супруг.
— Готовлю, готовлю! — откликнулась она, лихорадочно переворачивая котлеты.
Макар появился в дверях.
— Так, завтра вечером Петрович придёт, бизнес обсуждать. Никаких подружек, сидишь тихо, чай подашь по первому чиху.
— Но завтра же суббота, — робко вставила Марфа. — Мы с девчонками хотели…
— Какие девчонки? Тебе сорок три, Марфа, спустись с небес! Пора мозги собрать. Дом-семья — твой удел. Не шашни по кабакам!
Марфа поставила тарелку, села напротив. Есть не хотелось, ком в горле стоял.
— Макар, ну почему ты так? Раньше ведь не был таким… По театрам ходили, цветы ты дарил…
— Раньше! — отмахнулся он. — Раньше ты моложе была, пригожей. А теперь? Расплылась, одряхлела, одеваешься как моя бабка Люба. Стыдно рядом показаться!
Слова били сильнее пощечины. Марфа встала, убирала со стола. Слёзы душили, но она сдерживалась. Не дам повода новым оскорблениям.
— Хватит реветь! — поморщился Макар. — Терпеть не могу слюни! Лучше подумай, как себя привести в божеский вид. Может, на фитнес запишись. А то совсем запустилась.
Убравшись, Марфа достала телефон, написала Миле: «Не судьба сегодня, прости. Переносим».
Ответ прилетел моментально: «Марфуша, что опять стряслось? Третий раз за месяц! Так нельзя же!»
«Всё окей, неотложные дела», — набрала Марфа и стёрла. Написала суше: «Нормалёк».
Но Мила не унималась: «Срочно приезжай ко мне. Не вопросы, команда».
«Не могу, Макар дома».
«Марфуша, дружим два десятка лет. Вижу по тебе, как варёный рак. Хватит это терпеть!»
Марфа сунула телефон в ящик под бумаги. Мила не поймёт — она свободна, живёт одна. А как же квартира, ипотечный кредит, который они с Макаром платят? Куда податься?
Назавтра, пока муж был на работе, Марфа сходила к тётке Степаниде. Семидесятилетняя старушка встретила с распростёртыми руками.
— Марфушка! Красавица моя ненаглядная! — обняла тётя Степанида. — Заходи, как раз пирожков напекла.
За чаем тётка разглядывала племянницу.
— Что-то ты бледная, душечка. И похудела. Всё ли ладно?
— Да ладненько, тёть Степа, — Марфа натянуто улыбнулась. — Устаю просто.
— Устаешь… — протянула тётя. — А дома как? Макар твой как?
— Да ничего. Трудится, семью строит.
Тётя Степанида помолчала, вздохнула.
— Знаешь, Марфенька, я век с твоим дядей Мишей прожила. Сорок лет рука об руку. И скажу честно: всякое было. Но ни разу, слышишь, ни разу он не осмелился меня унизить или жизнь запретить!
— Тёть Степа, о чём ты?
— О том, что баба должна бабой оставаться при любом раскладе. А коли мужик этого не смыслит — грош ему цена. Помяни моё слово.
По пути домой Марфа вспоминала слова тётки. В книжном остановилась, полистала роман, который мечтала купить. Опустила обратно — дома дела, а Макар и читающих жён не жалует.
Вечером явился тот самый Петрович — неприятный тип с лицом варёного рака. Сидели с Макаром в зале, водку пили, о чём-то громко толковали. Марфа мыла посуду в кухне, стараясь не шуметь.
— А жена-то у тебя, Макар, золотишко! — донеслось с порога. — Знай кудахчет в ку
И теперь, вдыхая полной грудью весенний ветер, наполненный ароматом сирени и свободы, Вера лишь широко улыбнулась шустрому воробью на скамейке в парке, зная, что самое страшное позади, а каждый новый день — это чистый лист, который она напишет сама.
Разрыв, который изменил мою судьбу
