«Если не пустишь мою мать жить с нами — я разведусь»: и он развёлся…
Мужчина, клявшийся в вечной любви, за секунду может стать чужим. Особенно когда приходится выбирать — сохранить семью или спасти себя от эмоционального апокалипсиса. Я знаю это не понаслышке.
Когда мы с Дмитрием расписались, своих квадратных метров у нас не было. Ютились у его родителей в трёшке — тесно, но хоть не в палатке. Пока однажды отчим не застал тёщу — свою законную супругу — в объятиях молодого ухажёра с амбициями «спасителя». Тот нашептал ей про райскую жизнь в Сочи и «деньги, которые сами падают в карман». Но поставил условие:
— Продавай квартиру. Переезжаем на юг. Там начнём с чистого листа.
Мы уговаривали Людмилу Петровну опомниться:
— Он вас кинет! Останетесь без гроша и жилья!
Но она лишь фыркала:
— Завидуете, вот и лаете. Не ваше дело.
Через неделю мы с грудной дочкой оказались на улице. Квартиру продали, нас — выперли. Муж вкалывал на двух работах, я писала дипломы на заказ по ночам, пока ребёнок спал. Еле-еле тянули аренду, но верили — скоро будет лучше.
Копили на ипотеку, но судьба внезапно смилостивилась: умерла моя тётя, одинокая, без наследников. Оставила мне трёхкомнатную в Подмосковье — светлую, с балконом и видом на парк. На отложенные деньги сделали косметический ремонт. Впервые за годы я выдохнула.
Но спокойствие длилось ровно до того вечера, когда в дверь постучали.
На пороге стояла Людмила Петровна. Лицо заплаканное, взгляд виноватый, как у кота, съевшего сметану.
— Детки… он меня бросил… Забрал всё. У меня только чемодан. Пустите…
Дмитрий сразу растаял — усадил её на кухне, налил чаю с пряниками. А я стояла, будто гвоздем прибитая. Ведь мы её предупреждали, умоляли не рубить сук, на котором сидим. А она не только не слушала — выкинула нас с ребёнком, когда ещё можно было всё исправить.
Муж посмотрел на меня:
— Она не выживет одна. Мы не можем её выгнать. Это же моя мать.
Я стиснула зубы:
— Она нас вышвырнула, как старый хлам. А теперь ты хочешь, чтобы мы пустили её сюда? В этот дом, где мы наконец смогли дышать?
Людмила Петровна всхлипывала:
— Димочка, я на улице пропаду… Простите меня…
И тогда он выдал фразу, после которой мир рухнул:
— Если не разрешишь маме остаться — мы разводимся.
В ушах зазвенело, будто в них вбили колокол. Но я ответила спокойно — так бывает, когда внутри уже всё умерло.
— Хорошо. Это твой выбор. Оставь ключи. Здесь будет жить только тот, кто меня уважает.
Через неделю он подал на развод.
Ушёл. С матерью. В съёмную однушку на окраине. А я осталась одна — с ребёнком и выжженной душой. Но ни о чём не жалею. Потому что не пустила в дом предательницу и не позволила мужчине решать, с кем мне делить свою жизнь.
Любовь не ставит ультиматумов. Особенно таких.
Теперь я точно знаю: родство — не про ДНК. Оно про уважение. Про границы. Про выбор, который люди делают в трудную минуту. Дима сделал свой. И я — тоже.
