Мы разошлись, потому что супруг не считал нужным помогать по дому
Тогда, много лет назад, мы с мужем поругались так сильно, что я выставила его за дверь. Теперь он коротает дни в родительской хрущёвке на окраине Твери, а я потихоньку прихожу в себя после десяти лет брака, превратившегося в ад. Свекровь заходится в истерике, умоляет вернуть её «несчастного деточку», но её слёзы мне давно безразличны. Хватит с меня роли домработницы в собственном жилье.
Даже родная мать не поняла моего решения:
— Татьяна, ты рехнулась? Останешься одна с ребёнком! Да Сашенька ж золото — не бухает, кулаками не машет, зарплату несёт!
Я связала жизнь с Александром в двадцать лет — юной дурочкой, верившей в сказочную любовь. Бабушкина двушка в спальном районе избавила меня от клейма бесприданницы. Родители хоть и развелись, но отцовская родня не отвернулась. Именно его мать, покойная ныне Анна Степановна, помогла с жильём. В эту квартиру мы и въехали после свадьбы. У Саши не было ни гроша за душой — лишь доля в трешке старой застройки, но мне тогда казалось, что чувства важнее денег.
Через полгода я забеременела. Наша Анютка появилась на свет, когда мне едва исполнился двадцать один. После декрета работу найти не удалось — с вечно температурящим ребёнком никто не хотел связываться. «У вас маленький ребёнок? Значит, будете постоянно на больничных», — эти слова я слышала в каждом кабинете. Помощи ждать было неоткуда: ни свекровь, ни мои родственники не могли подменить с малышкой. Так я и застряла в четырёх стенах, мечась между пелёнками, мойкой полов да борщами.
Саша трудился в Подольске, приходил затемно, и общение наше свелось к редким утренним перепалкам. Все хлопоты легли на мои плечи. Он не то что пыль не вытрет — даже чашку за собой не уберёт. Я боялась его лишний раз побеспокоить: муж ведь устаёт, кормит семью! Винила себя, старалась быть образной хозяйкой, вертелась как белка, лишь бы угодить. Но Сашка начал ворчать:
— Тебе что, тяжело? С утра в садик отвела — и целый день валандаешься! Не можешь подработку найти? Посмотри, в какой лачуге мы живём!
Его упрёки резали по живому. Чувствовала себя дармоедкой, будто и вправду висела на его шее. Старалась угодить ещё усерднее: стряпала, драила квартиру, даже газеты ему по утрам разворачивала. Но ссоры из-за денег участились. Саша ныл, что не тянет нас двоих, а свекровь подзуживала: «Сыночек мой замучился, совсем исхудал из-за твоей лени!»
Сломалась я и устроилась менеджером. Запрягалась с рассвета: садик, пробки, офис, а вечером ещё забирала Анюту у мамы. Зарплата вышла приличной — даже выше Сашиной. Но дома ничего не поменялось. Не успела опомниться, как он снова завёл шарманку:
— Холодильник пустой! Горячего не видел три дня! Я что, после смены ещё и пельмени варить должен?
— А мне с ребёнком и пакетами из «Пятёрочки» в сад бегать? — огрызнулась я.
Саша забирал дочку у мамы и сидел дома, уткнувшись в телевизор. Я плелась с работы к восьми, выжатая как лимон, и на кулинарные подвиги сил не оставалось. Чаще грела магазинные котлеты или варила пельмени. Муж морщился:
— У всех жёны управляются, одна ты не успеваешь!
— У всех мужья ипотеку платят, а не юлят! — парировала я. — Если оба работаем, давай и обязанности делить!
Хоть я и приносила больше денег, весь быт оставался на мне. Саша свято верил, что плита и швабра — «не мужское дело», и сдаваться не собирался. В пример ставил деда-фронтовика: «Вот это мужик был!» Тогда и прорвало:
— Твой дед пол-Европы прошёл, а не жил за чужой счёт! Не нравится — марш к мамке!
Сашка швырнул вещи в сумку и хлопнул дверью. Свекровь тут же завела пластинку: «Люди пальцем тыкать будут! Ребёнку отец нужен!» Но мне наплевать на сплетни. Надоело быть прислугой для того, кто ценит лишь собственный комфорт. С Аней мы справимся. Только иногда, глядя на спящую дочь, думаю: как я допустила такое? Почему терпела это пренебрежение годы? Любовь ослепляла, но теперь зрение прояснилось — я стою большего.
